Мистерии доктора Гора и другое…

И назавтра товарищ Иванов, принявший личное участие в судьбе проштрафившегося, говорит ему: «Хочешь ходить в море — сотрудничай с нами. Каждый раз по возвращении будешь докладывать нам (не на корабле, а здесь, у меня), кто и как вел себя во время рейса, о чем говорят матросы, с кем встречаются в иностранных портах, сколько денег и на что тратят. Ну, и так далее..»

А потом друзья этого морячка, знающие его много лет и прошедшие с ним не один дальний рейс, поражаются — откуда начальству становятся известны малейшие детали их поведения на берегу, их разговоры в кубрике? Естественно, из их числа появляются новые кандидаты на задушевную беседу с «товарищем Ивановым», а корабельная команда пополняется новыми и новыми соглядатаями. Бывалые матросы хорошо знают эту систему и, прежде чем сойтись с кем-то из членов экипажа, прежде чем довериться кому-то, долго к нему приглядываются, пытаясь определить — не из команды ли он «товарища Иванова».

В общем, сторонятся матросы друг друга в обычном рейсе, и видимость всеобщего их единения возникает лишь в походах, рассчитанных на показуху. Или во время «дружеских» заходов в иностранные порты.

К примеру, готовится корабль к визиту в западногерманский порт. Все, что можно надраить, блестит ярче обычного. На палубах и в каютах развешаны плакаты, лозунги, призывы. Экипаж улыбчив, гостям долго трясут руки, водят по корабельным помещениям. На все возможные вопросы заготовлены «правильные» ответы. Вот наша столовая, вот библиотека, вот комнаты отдыха, вот кинозал… А вот это мы едим, а вот здесь спим…

Зато, когда корабль отчаливает из иностранного порта, все быстро становится на свои места. «Здорово мы их надули!» — перемигиваются матросы. Еще бы! Половина из них, допущенных в этот рейс, прошла через кабинет «товарища Иванова»… И уж все сто процентов — комсомольцы или члены партии.

Скажете — исконный российский патриотизм? Или российское же, взращенное столетиями убогого существования, чувство неполноценности перед любым завалящим иностранишкой?.. Чернов определяет это коротким и жестким словом — цинизм! Он тоже был комсомольцем. Даже — дважды комсомольцем. Потому что когда-то потерял он свой членский билет… и забыл про него. Но нужно было открывать визу для загранплавания. Тогда он пришел в комсомольский комитет Калининградского порта и, не упоминая о том, что состоит уже в комсомоле, попросил принять его. Без долгих расспросов выдали ему новый билет… Знал, в общем, Чернов, как становятся комсомольцами его сверстники.

Чернов:

— Вернулся я из этого рейса совсем не таким, каким когда-то уходил в первый. От многих иллюзий помогли мне избавиться три года плавания. И этот рейс — на Кубу — немало добавил к моему пониманию жизни, той, которая окружала меня и на берегу, и в море. Вернулся я в Калининград, остановился у своих друзей. Помню, почти сразу сел за письма. Написал матери — и вскоре она приехала ко мне с сестрой. Для них Калининград выглядел почти «заграницей»: в магазинах рыбу можно было купить, захочется мясного — ну, колбасы, например, — Литва рядом, можно туда мотнуть. Дал я им еще деньжат в дорогу — 1200 рублей.

Заработали мы в тот рейс неплохо, так что смог я им помочь. Уехали они, а я остался жить у друзей. Место было хорошее — не в центре города, где суета, машин грузовых тысячи и тысячи, где милиция особо «неравнодушна» к морякам и норовит найти повод, чтобы задержать кого-нибудь из них, зная, что будет чем поживиться. Нет, мы жили на самой окраине. Лес вокруг, воздух свежий… А надо в город — садился на дизель — и к себе в контору.

* * *

В один из таких приездов поставила меня инспектор в очередь на плавание, в экипаж суператлантика «Гефест»…

Предстоял очередной рейс — похожий на все, в которых я уже плавал — та же рабочая рутина, та же трепка нервов, когда что-то не ладится в механизмах, а начальство подгоняет, потому что горит план, та же штормовая качка, когда палуба уходит из-под твоих ног и даже бывалого моряка начинает мутить… А кругом — море, на сотни, на тысячи миль. И чувствуешь, порою, такое одиночество — хоть вроде бы и люди рядом, экипаж, — выть хочется…

Меняются районы лова, меняются сезоны, а ощущение такое, что календарь остановился. Только время все равно идет… И все больше и больше начинаешь сознавать — годы-то уходят, а на что? Ну хоть дом бы купил, семью завел… так нет. И деньги, все, что ни заработаешь — как сквозь пальцы. А ждать в очереди квартиру от государства — ну, лет, может, через 12–15 получишь… если до того не уйдешь со службы. Хорошо, если ты сумел войти в доверительные отношения с инспектором, от которого зависит твое направление на рейс — она тебе может и корабль хороший подобрать, и время. Ну, а ты, вернувшись из рейса, соответственно, везешь ей гостинец — одеколон французский, юбку джинсовую, жвачку.