Мистериум. Полночь дизельпанка

Кузьмич провел по лицу ладонью, чтобы стряхнуть наваждение. Огляделся, сорвал с кровати продранное в нескольких местах лоскутное одеяло и накинул на непонятное существо. Жужжание прекратилось. Кузьмич притащил из бани кадушку и осторожно переложил туда агрегат. Весил он не меньше пуда.

За окном зарокотал мотороллер. Кузьмич поднял с пола заляпанную кровью простынь и прикрыл остывающее тело.

Марковну отправили домой. Негоже бабе на этакое непотребство смотреть. А перед тем как ушла, Кузьмич попытался расспросить, все ли у нее в порядке по женской части, не болит ли чего. Так она глазами чиркнула так, что пожаром могло бы всю деревню спалить. Кузьмич хотел втолковать, что, дык, он человек серьезный и интересуется исключительно из научного интереса. Какое там, едва еще раз по морде не схлопотал. Объяснять подробней было недосуг. После того как глупая баба ушла, они с Лексеичем оттащили Лярву на погост и схоронили там. Приятелю Кузьмич сказал, что Лярву фюллеры сожрали. Порешили молчать обо всем, чтобы народ, значит, зазря не тревожить. А дом он щелоком сам, как смог, отмыл.

Когда первые петухи начали горланить, Кузьмич, кряхтя, затащил кадушку с биомехом в сарайку. Освобожденный от лоскутного одеяла, тот проснулся, замигал красными глазками. Кузьмич сызмальства с машинами дело имел, так что с первого взгляда понял, насколько он совершенен. Рядом с ним его детище, шестирукий ламповый робот, казался ржавой консервной банкой. Механизатор восхищенно цокнул языком и запихнул чудо враждебной техники в загончик, где его родители, царствие им небесное, когда-то держали кур. Там ему и место, в корыте с остальными «живыми запчастями», которые соседи натаскали ему втихаря друг от друга за последние две недели.

Ох, неспроста над деревней эта дымная хрень летала и яблоками воняла, вздохнул Кузьмич. Запер дверцу загончика на щеколду и на всякий случай привесил огромный амбарный замок на дверь сарая. Смотреть, что там будет дальше, сил не было. Едва держался на ногах от усталости и дергающей боли, которая уже не отпускала ни на секунду.

Кузьмич пошел к умывальнику, густо намылил руки хозяйственным мылом, смывая кровь и кладбищенскую грязь. Плескался, пока не извел всю воду. Потом размотал замызганную тряпицу, служившую ему бинтом. Предплечье покраснело, около самого локтя вздулась огромная шишка с черным струпом посредине. Кузьмич легонько коснулся струпа, в глазах на мгновение потемнело. Он перевел дух, отдышался. Затем достал припасенную бутылку беленькой, плеснул на руку и сам приложился. Вытащил из кармана складной охотничий нож. Сжал зубы так, что эмаль едва не посыпалась, и полоснул по шишке. Выступила кровь, а под ней блеснуло что-то металлическое. Рыча от боли и едва не теряя сознания, вместе с гноем и сукровицей Кузьмич выковырял из раны серебристую деталь, похожую на подшипник. Она упала и покатилась по деревянному полу.

Обессилев, Кузьмич рухнул на койку, и небытие накрыло его тяжелым ватным одеялом.

– Вставай, Кузьмич. Просыпайся! – трясла его за плечо Марковна.

Кузьмич кое-как продрал глаза. Стрелки на часах приближались к полудню.

– Ты чего, Анна Марковна? Опять?!

– Там у сельсовета мужики тебя спрашивают. Из прома какого-то. Странные такие. Я как услышала, сразу к тебе, предупредить. Думаю, Кузьмич, поди, спит еще.

– Из ПРОМа говоришь.

– Угу. Может, из Сельпрома? На работу, поди, зовут.

Кузьмич окончательно проснулся и заледенел лицом.

– Нет, Марковна. Это из Программы развития и освоения космоса.

Она испуганно прикрыла рот ладонью.

– Бузыгин, поди, стукнул кому надо про твоего робота. Или про Лярву прознали уже. Что делать-то?

– Дык, повоюем еще, – пообещал Кузьмич, подсмыкивая портки.

– Рубаху хоть смени. Вон рукав весь в крови. Дай быстренько застираю.

Когда он вышел на крыльцо, промовцы уже подъезжали к его дому в крытом грузовике военного грязно-зеленого цвета. За ними молчаливым испуганным стадом пылили по дороге глубинковцы.

Из машины вышли трое: молодые, холеные, в строгих костюмах, с каменными лицами и одинаково бритыми под ноль затылками. У одного всю левую сторону головы закрывал металлический шлем, из которого выходили присоски и трубки, врощенные в шею. От пряного запах одеколона, облаком висевшего вокруг начальства, першило в горле и щекотало в носу.

– Николай Кузьмич Стерх? – поинтересовался старшой.

Кузьмич, переминаясь, сглотнул.

– Дык…

– Комиссар промразверстки Семенов, – представился он. – Нам стало известно, что вы обманом завладели августовским урожаем и скрываете его от государства. Он, между прочим, имеет важное оборонное значение. Вот ордер на обыск.

Комиссар ткнул пальцем в Шамана и агронома, топтавшихся неподалеку:

– Понятыми будете. Проходите, товарищи, в дом. – Покосился на Марковну, стоящую над тазом с бельем по локти в мыле. – Это кто?

– Дык, соседка. По хозяйству помогает.

– Сожительница, значит. Так и запишем.

Марковна зарделась, но промолчала.

– Приступайте!