Джейн отправилась в постель, как обычно, в девять, а я осталась у дверей, рядом с Пердитой, которая, судя по виду, крепко заснула. Луна, поднявшаяся высоко над горизонтом, проглядывала временами между летучих облаков, высвечивая рваную границу между небом и морем. Ветер дул не во всю мощь, а порывами, но полыхал жаром, как из пекла.
Наконец я, не выдержав, отправилась к себе, сняла юбку и блузку, надела пижаму и в таком виде вернулась к двери. Мне стало легче, но при виде бурунов захотелось еще разок погрузиться в прохладные воды и сразу выйти.
Без лишних раздумий я бросила взгляд на мирно спавшую девочку, проворно пересекла двор и вышла наружу, оставив калитку открытой. Я рассчитывала, что наскоро окунусь прямо в пижаме, а когда ее высушит ветром, мне станет не так жарко и можно будет заснуть.
У кромки воды при виде гигантских грозных волн я не захотела рисковать и не стала заходить далеко, а растянулась во весь рост на мелководье, где лизали берег волны, едва достигавшие моих коленей. Но даже там отступавшая вода с большой силой тянула в глубину. Однако прохлада была восхитительна, и я упивалась ею минут пять. В ушах отдавался приятный мерный грохот. Что за чудо это море!
Отлично взбодрившись, я поднялась и направилась в хижину.
И тут раздался дикий крик, скорее вопль, который, точно иглой, пронзил мой мозг. Он вторгся в шум прибоя, как острый луч света в темноту. Почти одновременно через калитку, которую я легкомысленно оставила открытой, выпрыгнула серая тень – волк нес в зубах, местами волоча по земле, белый сверток. Зверь двигался к берегу размашистым галопом, и ноша, по-видимому, ничуть ему не мешала.
Ноги подо мной подкосились, словно кто-то изо всей силы ударил меня в грудь. Мгновение я колебалась, борясь с желанием броситься в погоню пешком. Одолев это безумие, я ринулась в хижину за велосипедом и револьвером.
В дверях мне встретилась обезумевшая Джейн, и мы вместе споткнулись об опрокинутую кроватку. Мне хватило нескольких секунд, чтобы ворваться к себе, схватить с туалетного столика револьвер, выбежать наружу и вскочить на велосипед. То и дело застревая в мягком песке, я с трудом добралась до плотной прибрежной дорожки и припустила во весь опор.
Несмотря на отчаянные физические усилия, я сохранила способность к холодному трезвому расчету и взвешивала по пути шансы, учитывала препятствия, оценивала преимущества.
Какой бы силой ни обладал зверь, – а она как будто выходила за пределы естества, – я знала, что настигну его. Мои руки и ноги налились такой же сверхъестественной силой, сердце сделалось тверже гранита и жарче пламени. В этот раз я не промахнусь, но как бы на пути моей пули не оказалась еще и Пердита.
Однако жива ли девочка? А если она уже мертва? Нужно было пойти на этот риск, вызволить Пердиту живой или мертвой и отомстить за нее.
Тем временем ветер резко усилился и поменял направление; близкий к северному, теперь он помогал мне, дуя почти в спину. Царила полная темень, и лишь по левую руку едва заметно мелькали увенчанные белой пеной буруны. Стремительно похолодало, сквозь тонкий влажный шелк пижамы я ощутила уколы града. Но мне было тепло, и тело мое ликовало, хотя душу переполнял гнев.
В правой руке я сжимала револьвер, руль держала только левая – зато она была тверда как сталь. Звуков спереди не доносилось: зверь не мог открыть пасть, а Пердита вскрикнула лишь в самом начале. Сколько я проехала? Наверное, мили, однако расстояние ничего не значило; я чувствовала, что природа, единение с которой я так любила ощущать, была на моей стороне. Абсолютное зло не может победить.
Решающая минута наступила без предупреждения, но я была готова.
Вот он – перед самыми колесами! Зверь со своей ношей возник из темноты внезапно – загнанный, сидящий за задних лапах, щеря клыки, роняя из пасти пену. Перед ним на мокром песке – дитя, как будто спящее в обрывках белых простыней: руки вскинуты над головой, под щекой клубок бурых водорослей. И все идет на нас волной – буря, море, небо.
Зверь, казалось, вырастал из земли, громадный, жуткий, смертоносный; он бросился на меня, оскалив клыки, и я выстрелила.
Наверное, я засмеялась, увидев, как в его левое плечо вонзилась пуля. На грубую серую шерсть брызнула кровь. Спрыгнув с велосипеда, повалившегося влево, я шагнула вперед, чтобы завершить начатое.
Но зверь исчез. Взревела буря; у самых моих ног взметнулась в темноте волна – серая, как он, и словно скорчившаяся от боли. Пену сдуло ветром, и на виду остался только заветный белый сверток – Пердита. Откуда-то издалека, с подветренной стороны, до меня долетел тихий протяжный вой. Он напомнил мне отчаянный призыв обреченной души.
Я подняла ребенка с песка, удерживая его левой рукой, взгромоздилась на велосипед и двинулась обратно к хижине.