Читаем Мистические истории. Абсолютное зло полностью

– Но она известна их родственникам, присутствующим на сеансе. Что, если ты получаешь эти сведения от них – посредством телепатической связи?

– Да, но тогда я очень большой искусник. И с тем же успехом можно предположить, что это Астерия пользуется телепатией. Кроме того, если все дело во мне, то как получается, что сказанное Астерией иной раз противоречит моим намерениям и желаниям? Например, когда миссис Сэпсон спросила, не переутомился ли я и не нуждаюсь ли в отпуске, Астерия ответила: «Мудрость рекомендует умеренность; да будет так», а ведь я этого не хотел. У меня не было никакого желания брать отпуск. Так что, похоже, Астерия все же посторонний разум, который меня контролирует.

– Отпуска могло желать твое подсознание, – возразила находчивая Сильвия.

– Ну это совсем сложно. Лучше держаться Астерии. А еще я вправду верю, что многое приходит ко мне извне. И – не всегда, но иной раз – я понятия не имею о том, что Астерия говорит им, пока я пребываю в трансе. Подчас меня это в самом деле удивляет.

Он плеснул себе в стакан чуть-чуть виски с содовой.

– Теперь, когда все устроилось, – продолжал он, – я даже рад, что отдохну от сеансов. Честно говоря, Астерия в последнее время несколько поистерлась. Я не уверен, что это не пришло в голову и миссис Сэпсон. Думаю, ей показалось, что все сказанное Астерией она знает наизусть, а такую клиентку, как она, нельзя терять. Поэтому я очень надеюсь, что смогу сфотографировать духов. Это… разнообразит наше меню.

Байроны взяли с собой на хозяйство единственную прислугу по фамилии Грэмсби, хмурую и очень дельную, и на следующий день водворились в коттедже миссис Сэпсон. Расположен он был весьма живописно, в считаных минутах ходьбы от моря, по соседству с тянувшейся вдоль берега вереницей больших песчаных дюн. Место оказалось уединенным: крохотная деревушка с одной или двумя лавками и скоплением рыбацких хижин виднелась в полумиле, от берега убегала вдаль пустынная Ромни-Марш[228], а за ней, на самом горизонте, таял в лучах послеполуденного солнца Рай[229]. Сам домик был прелестный, деревянный и оштукатуренный, с просторной верандой на южной стороне и нарядным садиком перед главным фасадом. Первый этаж занимали кухня и столовая, а также большая гостиная с выходом на веранду. Она была красиво отделана и снабжена всем необходимым, включая широкий открытый камин с громадной трубой, топившийся дровами. Дрова были сложены тут же, и весь дом выглядел так, словно в нем недавно кто-то жил. Солнечные спальни наверху смотрели на юг, где за песчаными дюнами безмятежно покоилось море. Лучшего приюта для утомленных работой медиумов и придумать нельзя.

Наскоро глотнув чаю, брат с сестрой поспешили воспользоваться оставшимся до заката временем и совершить ознакомительную прогулку среди дюн и вдоль берега, а как только стемнело, вернулись в дом. Днем было тепло, но к вечеру воздух остыл, и Сильвия, возвратившись с веранды в гостиную, поежилась.

– Холодно, – заметила она. – Разожгу-ка я, пожалуй, камин.

– Отличная мысль, – одобрил Людовик. – Задернем шторы и настроимся на уютный лад. Какая очаровательная комната! Завтра поснимаю интерьеры. Насчет выдержки мне вроде бы объяснили.

Вскоре, поужинав, они вернулись в гостиную и принялись раскладывать пасьянс. Обоих, однако, что-то отвлекало, и они то и дело пропускали удачную возможность освободить место или пристроить короля.

– Никак не могу сегодня сосредоточиться, – посетовал Людовик. – Как будто кто-то старается привлечь мое внимание… Может, Астерия желает что-то сообщить.

Сильвия подняла глаза.

– Очень странно, что ты это говоришь. Я просто уверена, что Виолетта просится наружу, но, кажется, это не совсем Виолетта.

Брат тревожно обвел взглядом комнату.

– Чуднóе ощущение, – сказал он. – Я чувствую, что здесь кто-то есть, но это не совсем Астерия. Но, может быть, все-таки она. Довольно назойливо с ее стороны; она не может не знать, что я здесь на отдыхе, сама ведь дала мне совет. Возьму, пожалуй, карандаш и бумагу – посмотрю, не хочет ли она что-то поведать.

Положив на колени необходимые принадлежности, он устроился в кресле.

– Задай ей, Сильвия, вопрос-другой, пока я буду в трансе.

Сильвия дождалась момента, когда веки брата затрепетали и опустились.

– Это ты, Астерия? – начала она.

Рука Людовика дрогнула. Крупными уверенными буквами, ничуть не похожими на изящный почерк Астерии, карандаш начертал: «Конечно нет».

Сильвия спросила, не Виолетта ли это, но дух решительно отверг это предположение.

– Тогда кто ты? – продолжала она.

И тут случилось нечто нелепое. Из-под карандаша вышли слова: «Томас Шпинат».

На мгновение Сильвия смутилась. Потом сообразила, в чем дело, и рассмеялась.

– Просыпайся, дружок, – сказала она Людовику. – Дух говорит, что он Томас Шпинат. Это, конечно, твое подсознание вспоминает фамилию Каротель.

Но Людовик не пошевелился, а карандаш, к ее удивлению, снова принялся писать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги