Ночью, когда бедняга садился на лондонский поезд, в сердце его пылала злоба на весь французский народ, соединенная с жаждой мести. Он дал телеграмму жене, чтобы та встретила его на станции, и долго спорил с собой, решая, нужно ли сразу выдать ей неприятную правду. Под конец он решил до поры до времени молчать. Однако стоило им увидеть друг друга, как женская интуиция подсказала супруге, что мужа терзает какая-то забота. Бервелл тут же понял, что скрыть от нее свой жгучий секрет невозможно, особенно после того, как она заговорила о поездке по Франции, которая была у них в планах. Об этом путешествии они мечтали годами, и объяснить его отмену каким-то пустячным предлогом не удастся, однако же доступ на землю Франции был для Бервелла закрыт.
И вот муж выложил жене всю историю, которую она выслушала попеременно со смехом и слезами. Ей, как и ему, показалось невероятным, чтобы столь ничтожная причина привела к таким катастрофическим последствиям, и она, поскольку свободно владела французским, захотела взглянуть на роковую карточку. Напрасно супруг старался ее отвлечь, предлагая путешествие по Италии. Она не желала ничего слушать, пока не получит таинственную карточку, которую, как теперь думал Бервелл, ему следовало давно уничтожить. Сначала он отказывал жене, но потом сдался. Но хотя он и знал по опыту, к чему приводит демонстрация проклятой карточки, происшедшее превзошло все его опасения. Читая, жена побледнела, стала хватать ртом воздух и едва не рухнула на пол.
– Я же предупреждал, чтобы ты не читала, – с упреком сказал Бервелл и, тронутый смятением жены, взял ее за руки и принялся успокаивать. – По крайней мере скажи, что там написано. Вместе мы это перенесем, ты уж точно можешь на меня положиться.
Но жена, словно бы в гневе, оттолкнула его и яростным, изменившимся до неузнаваемости голосом заявила, что впредь отказывается делить с ним кров.
– Ты чудовище! – воскликнула она. И это были последние слова, которые он от нее слышал.
Все попытки примирения ни к чему не привели, и супруг, близкий к безумию, первым же пароходом отплыл в Нью-Йорк. За неполные две недели ему довелось претерпеть больше испытаний, чем за всю предыдущую жизнь. Увеселительная поездка была испорчена, важные деловые встречи тоже пришлось отменить, и теперь семья его была разрушена и судьба пришла к краху. Во время плавания он почти не покидал свою каюту, а лежал на койке без движения. Его, несчастного и раздавленного, поддерживала только одна мысль – о встрече с партнером Джеком Эвелитом, другом детства, соучастником успеха, самым храбрым, самым преданным человеком в мире. В своем отчаянном положении он чувствовал, что Эвелит, с его здравым смыслом, найдет выход из этого кошмара. Когда судно пришвартовалось в Нью-Йорке, Бервелл, с трудом дождавшись, пока опустят сходни, бегом сбежал на берег, чтобы пожать руку встречавшему его партнеру.
Первыми словами Бервелла были:
– Джек, я попал в ужасную западню, и ты единственный человек в мире, кто способен мне помочь.
Часом позднее Бервелл сидел за обеденным столом в доме друга и обсуждал с ним свою историю.
Эвелит был преисполнен сочувственного внимания, и несколько раз по ходу рассказа на его глаза набегали слезы.
– Просто поверить не могу, Ричард, что такое возможно, – проговорил он, – но я тебя не оставлю, будем сражаться бок о бок. Но не в потемках же. Дай я посмотрю на карточку.
– Вот она, треклятая. – Бервелл бросил карточку на стол.
Эвелит открыл конверт, вынул карточку и вгляделся в размашистую фиолетовую надпись.
– Можно разобрать? – взволнованно спросил Бервелл.
– Вполне. – Тут его партнер замолк и побелел. Потом он сдавил пальцами руку несчастного. – Ричард, – произнес он с расстановкой, – если бы сюда внесли мертвое тело моего единственного ребенка, я не испытал бы большего потрясения. Хуже новости я не могу себе вообразить.
Его испуг и искреннее огорчение подействовали на Бервелла как смертный приговор.
– Говори, – воскликнул он, – не надо меня щадить! Я вынесу все, кроме этой страшной неизвестности. Скажи, что написано на карточке.
Эвелит глотнул бренди и опустил голову на сцепленные руки.
– Нет, не могу; некоторые вещи человеку делать не позволено.
Он нахмурился и снова замолчал. И наконец произнес упавшим голосом:
– Нет, не вижу другого выхода. Всю жизнь мы были преданы друг другу, вместе работали и думали никогда не разлучаться. Лучше бы я умер, чем дожил до такого. Но нам придется расстаться, дружище; ничего не поделаешь.
Они просидели до глубокой ночи. Но что бы ни говорил и ни делал Бервелл, решение друга оставалось неизменным. Предстояло только решить, выкупит ли Эвелит долю Бервелла в бизнесе или наоборот. В финансовых делах Эвелит проявил безупречное благородство; он был, как всегда, великодушен, но твердо стоял на своем: им предстоит расстаться. И они расстались.