Мистические истории. День Всех Душ

Потеряв старинного партнера, Бервелл почувствовал, что от него отвернулся весь мир. С того дня, когда к нему попала загадочная карточка, прошло лишь три недели, но за это время он успел потерять все, что у него было ценного в жизни: жену, друзей и бизнес. Теперь его занимал только один тягостный вопрос: что дальше делать с роковой карточкой?

Показывать ее кому-то он не решался, уничтожить – тоже. Он ненавидел этот кусок картона, но не мог выпустить его из рук. Вернувшись к себе, он запер проклятый предмет в сейф, словно это была упаковка динамита или бутылка с ядом. Но не проходило и дня без того, чтобы он не доставал карточку с полки и не изучал с отвращением таинственную фиолетовую надпись.

В отчаянии Бервелл решил наконец изучить язык, на котором был составлен ненавистный текст. Но в душе бедняга страшился того дня, когда ему откроется страшная тайна.

Однажды днем, менее чем через неделю после прибытия в Нью-Йорк, Бервеллу случилось, направляясь к преподавателю французского, пересекать 23-ю улицу, и он заметил катившую по Бродвею карету. Его взгляд тут же приковало к себе лицо пассажирки. Заново всмотревшись, он узнал женщину, ставшую причиной его бед. Он тут же вскочил в кеб и приказал кучеру следовать за каретой. Так ему удалось узнать дом, где жила незнакомка. Он наведывался туда несколько раз, но всегда получал ответ, что хозяйка занята и никого не принимает. Потом ему сказали, что она больна, а на следующий день – что ей стало много хуже. На консилиум позвали троих врачей. Бервелл нашел одного из них и сказал, что должен видеть больную: это вопрос жизни и смерти. Доктор оказался любезным человеком и обещал помочь. Благодаря его содействию Бервелл тем же вечером был допущен к ложу таинственной незнакомки. Она была все так же красива, хотя осунулась из-за болезни.

– Вы меня узнаете? – спросил он с трепетом, склоняясь над изголовьем и сжимая в руке конверт с загадочной карточкой. – Помните, мы виделись месяц назад в «Фоли-Бержер»?

– Да, – пробормотала больная, быстро окинув взглядом его черты, и он с облегчением убедился, что она говорит по-английски.

– Тогда, бога ради, скажите, что все это значит? – выдохнул он, дрожа от волнения.

– Я дала вам карточку, потому что хотела… хотела…

Тут женщину сотряс приступ душераздирающего кашля, после которого она, обессиленная, откинулась на подушки.

Сердце Бервелла сжалось от отчаяния. Выхватив карточку из конверта, он поднес ее к самому лицу женщины.

– Скажите! Скажите!

С безумным усилием, цепляясь скрюченными пальцами за покрывало, бледная тень медленно приподнялась.

Запавшие веки затрепетали, с трудом разомкнулись, глаза в недвижном изумлении остановились на роковой карточке, губы беззвучно дернулись, точно в попытке заговорить. Когда Бервелл, едва не сходя с ума, медленно склонился над женщиной, на ее лице мелькнула тень улыбки. Рот опять дернулся, Бервелл, не спуская взгляда с губ, склонялся все ниже. Потом он, словно бы стремясь помочь с расшифровкой надписи, скосился на карточку.

С криком ужаса выпучив глаза, Бервелл выпрямился. И мгновение спустя голова женщины тяжело упала на подушку.

Надпись выцвела, не оставив и следа! Карточка была пуста.

Перед Бервеллом лежало безжизненное тело.

2

Тайна карточки раскрыта

За все тридцать лет своей практики я не встречал собрата по профессии, который ответственнее меня относился бы к соблюдению врачебной тайны, и только самые веские причины – отчасти интересы медицинской науки, отчасти желание предостеречь понимающих людей – привели к тому, что я предаю гласности нижеследующие заметки.

Однажды утром ко мне в кабинет явился джентльмен с жалобами на расстройство нервной системы. С первого же взгляда меня поразили не столько бледность и усталый вид посетителя, сколько бесконечная тоска в его глазах, как у человека, потерявшего последнюю надежду. Я прописал ему лечение и порекомендовал воспользоваться целительными возможностями морского путешествия. От этих слов пациент вздрогнул и сказал, что сыт по горло заграничными поездками.

Когда он протянул мне вознаграждение, я обратил внимание на его ладонь, где на бугорке Сатурна[93] четко выделялся крест, заключенный в две окружности. Надобно оговорить, что почти всю жизнь я с неослабевающим интересом штудировал хиромантию. Получив ученую степень, я отправился путешествовать по Востоку и не один месяц посвятил изучению этого поразительного искусства по самым лучшим источникам. Я прочитал все, что было опубликовано о хиромантии на всех языках; моей библиотеке по этому предмету вряд ли найдется равная по полноте. Мне довелось изучить не менее четырнадцати тысяч ладоней, со многих самых интересных я сделал слепки. Но такой ладони я не видел ни разу или, по крайней мере, видел лишь однажды и испытал такой ужас, что, вспоминая об этом, даже и сегодня содрогаюсь.

– Простите, – сказал я, взяв пациента за руку, – не позволите ли мне посмотреть на вашу ладонь?