Мистический андеграунд

– Приучайся меньше думать и больше делать, – холодно ответила она.

– Предлагаю поднять бокалы за твое пиратское сердце, – произнес Джи.

– Но ты учти, – выпив ром, сказал Адмирал, – что не каждый может такого сынка подвзять, потому что я резок. Я люблю, чтобы было по-нашему, по-честному. Я был и в Египте неплох, но с той поры я изменил цвет лица. Посмотри, ведь у меня уже почти не осталось волос!

– Эгх, – заметил Джи, обняв Адмирала левой рукой, – через много лет ты будешь стоять за моей спиной – жрец неведомого культа, который никогда никому не будет известен, – и говорить то же самое и про меня. А знаешь ли ты, что моя борода стала седеть уже в тридцать лет? Спой-ка нам о Робинзоне Крузо.

В бледных ладонях струится вода.

В бледных ладонях – следы барракуд.

Хищно смеется морская звезда.

Робинзон Крузо на двадцать секунд.

Нет у меня ни жены, ни детей,

Есть только хохота рыжая медь.

Сам себе – остров, сам себе – тень,

Сам себе – парадоксальная смерть…

– Там, где мы, – добавил Адмирал, – там центр событий, центр мира.

– Займись моими олухами, – вдруг попросил Джи, – они без тебя пропадут.

– Они у тебя совсем неплохи, – сказал Адмирал, пристально посмотрев в мои глаза. – А у меня ученики удерживаются максимум год. Александр – последний ученичок – уже предал меня. Он говорит, что по уму, мол, я ему равен, но что по таланту он круче.

– Сразу видно парвеню, который еще не успел Традицию изучить, а уже вещает от ее лица, – добавил Суверен.

– Да, Саня – это надежда советской Алхимии, – иронически сказал Джи.

Шахматная холодно наблюдала за происходящим, словно подсчитывая в аккуратно подстриженной головке комбинации и ходы невидимой партии. Она заложила ногу на ногу, соблазнительные колени невольно притягивали взгляд. Адмирал, исподлобья глядя на нее, запел:

Где нет параллелей и нет полюсов, плывет оскаленный труп,

Он ищет в туманах подводных лесов эллипс любимых губ.

И кости его распадаются в неумолимой воде,

И рука в последней грации тянется к бороде.

"Вот с этой красавицей, – мечтал я, – можно было бы неплохо отдохнуть от ратных подвигов. Только ее глаза предательски холодны".

– Адмирал – это более милосердная и жертвенная сущность, чем я, прервал мои мысли голос Джи. – А вы – просто ослы, болваны, идиоты в кубе, абсолютно никчемные и ничего не понимающие люди.

– Я знаю, – Адмирал снова внимательно посмотрел в мои глаза, – эти ребята никогда тебя не предадут.

– Почему они везде следуют за мной, – с досадой произнес Джи, подливая себе ром, – я до сих пор не могу понять.

– Они понимают, что ты – абсолютный Мэтр. Им просто некого любить, кроме тебя, – во всем мире.

– Нас всего несколько на планете, – сказал Джи, положив руку на плечо Адмиралу, – ты да я, да два олуха Царя Небесного.

– Нас мало, но мы крепкие ребята, – добавил Адмирал и тихо запел:

Кони-Йото – старый шаман,

Внешне выглядит очень странно.

Он глотает морозный туман,

Как другие глотают сметану.

Кони-Йото любит гулять

Со своим меховым пальто.

Кони-Йото любит играть

С тем, чего не знает никто…

– Чем ты занимался последнее время? – поинтересовался Джи.

– Погружался в пучины Нигредо, исследуя пространство мертвого рока. Да инспирировал две рок-группы – Бобчинского и Добчинского – и сделал им несколько программ. Но эта современная молодежь жутко рациональна, признает только "ты мне, я тебе". Тогда я решил их проучить.

Бобчинскому я сделал замечательный цикл песен про котов, но когда пришел Добчинский, я дал эти песни и ему.

Когда Бобчинский пришел ко мне разбираться, я сказал, что Добчинский, подлец и гад, украл у меня тексты, а Добчинскому я сказал то же самое про Бобчинского. Когда они встретились и выяснили это, Бобчинский прибежал ко мне и стал истерически орать, что он не вор. Но тут Белый Тигр метко указала ему: "А ведь честный человек никогда не обидится, если его назовут вором".

Адмирал прикоснулся к струнам гитары:

…Мы с тобою не составим исключения,

И не будем мы иметь ни тел, ни душ.

Оба наших позабытых отражения

Встретятся в тумане черных луж…

– Не могли бы вы меня, господин Адмирал, научить тайнам Великого Делания? – собравшись с духом, произнес Петрович. – Я бы пошел и купил вам две бутылки коньяку!

– Ты, Петрович, что, в Алхимию решил въехать? – повысил голос Адмирал. – Что, дуралей, думаешь Господа Бога карасями купить?

– Будешь по ночам бегать за водкой, – усмехнулась Шахматная, – так и пройдет твое обучение. Тебе никогда не пропоить сборную алкоголиков Петра Борисовича.

– Так, а тебе никто не давал слова, – повернулся к ней Адмирал. – А твоим лучшим учителем, Петрович, – добавил он, – на данный момент может быть только вот эта кошка.

– Почему это? – обиделся Петрович.

– Она всегда, по мере возможности плавно, уходит от всякой агрессии и никогда не ввязывается ни в какую склоку, – ответил Адмирал, беря кошку и мягко переворачивая вверх лапками.