Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

апологета церкви - Владимира Соловьева.

Нет им места среди честных революционеров и изыскателей истины.

Михаил Артемьев

ПОДПОЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА В СОВЕТСКОЙ РОССИИ

В современной России любопытное явление представляет собою подпольная

рукописная литература. Несмотря на трудности и дороговизну “издания” литература эта

распространена повсеместно, в особенности в Москве и Петрограде. Карликовые тиражи

Ундервуда или Ремингтона, позволяющие выпускать в свет не более 10 экземпляров,

вызывают необходимость издавать ходкие произведения в нескольких “списках”,

выходящих часто почти одновременно в разных городах России. Кое-где смельчаки

рискуют оборудовать стеклограф или примитивный гектограф, позволяющий выпустить

154

от 50 до 100 экземпляров рукописи, но явление это редкое, так как провал такой

“типографии” влечет за собой обычно расстрел.

Внешний вид рукописных изданий носит, конечно, самый примитивный характер, как в

издательском, так и в редакционном отношении, но чем толще рукопись, тем аккуратнее и

заботливее она выпускается, тем лучше техническая редакция и тем выше качество

бумаги и другие стороны техники издания. Рукописи, превышающие печатный лист,

обычно сшиваются ниткой и имеют цветную обложку из толстой альбомной бумаги.

Некоторые произведения выходят даже в переплете. Так работа о Бакунине одного из

видных анархистов вышла в 4 томах нового писчего стандартного формата, каждый

свыше 300 страниц, на бумаге довоенного качества в прекрасных коленкоровых

переплетах тиражом в… 6 экземпляров<1>.

Другая работа по религиозной философии на папиросной бумаге содержит свыше 500

страниц большого писчего формата, вышла в двух изданиях в Москве и в Петрограде по

11 экземпляров, при этом одно издание тоже в переплете, а другое в аккуратных толстых

обложках.

Лекции одного профессора, чрезвычайно популярные среди молодежи, где они впервые

и читались в нелегальных кружках, вышли в течение пяти лет, по крайней мере, 15 раз в

разных городах Советской России, в Москве, Петрограде, Нижнем Новгороде, в Харькове

и на Кавказе. Они содержат 4 курса в объеме нескольких сот страниц на самые различные

темы популярной философии.

Несчетное количество раз переписываются различные церковные документы, в

особенности относящиеся к расколу внутри “Тихоновской” церкви, вызванному

известным посланием митрополита Сергия. Каким-то безвестным монахом в глухом

местечке центральной России в глубокой тайне изданы 6 экземпляров “Сборника” этих

документов, содержащих свыше 200 документов на 500 страницах большого формата,

преимущественно направленных против митрополита Сергия. Большим успехом

пользуются различные стихотворения, не могущие быть напечатанными в советских

изданиях в силу их идеалистического или религиозного характера. Особенно много таких

стихов посвящено России, ее судьбе и страданиям.

По свидетельству одного из большевистских толстых журналов рекорд тиража за 10

лет революции принадлежит не какому-либо из советских изданий Государственного

издательства, а известному стихотворению анонимного автора, приписываемому, однако,

единодушно Сергею Есенину, под названием “Ответ Демьяну Бедному” на его наглую и

кощунственную “Юмористическую Библию”. Действительно, едва ли есть в России

грамотный человек, даже среди большевиков, который бы не читал этого стихотворения

и, по-видимому, тысячи машинисток переписывали его среди советских циркуляров по

всем городам России, ибо количество “изданий” этого стихотворения, талантливого по

содержанию и по форме, неисчислимо.

Русская интеллигенция всегда отличалась страстью копить книгу, собирать у себя дома

свою библиотечку. Так и в настоящее время распространено коллекционирование этих

рукописей. Собрания их под названием “архивов” хранятся обычно не дома в столе или на

этажерке, а в корзинах или в чемоданах где-либо у безобидной знакомой старушки под

диваном или на шкафу, часто даже без ее ведома, или где-нибудь на даче в сарае или на

чердаке. Иногда такие архивы у неосторожных и легкомысленных лиц залеживаются в

квартире, вернее, на “жилплощади”, ибо слово “квартира” почти вывелось из

употребления в СССР. Тогда эти “архивы” рано или поздно делаются добычей ГПУ и

всегда являются лакомым блюдом для производящих обыск чекистов.

Провал “архива” вселяет тревогу в окружающей среде, ибо хотя рукописи

переписываются и анонимны, но ГПУ довольно быстро расшифровывает аноним, если не

персонально по отношению к автору, то ту среду, в которой могла появиться

соответствующая рукопись, и начинается форменная облава.

155

Вот почему при получении известия об аресте кого-либо из друзей или знакомых, один

из первых тревожных вопросов касается - не провалился ли при обыске “архив”. Часто

репрессии обрушиваются и на машинисток. Так, в июне сего года (т.е. 1930 г. - А.Н.) в

сравнительно узком кругу общества в Москве за два дня было арестовано пять Лёль,

очевидно в поисках какой-то Ольги или Елены, переписчицы неприятной для

большевиков рукописи<2>. Автору этих строк в течение ряда лет удалось просмотреть и

ознакомиться с немалым количеством таких “архивов” у самых разнообразных