– Да? – Свай вышла из кухни. Она была босая, со смуглыми ногами. Одета была в просторные шорты с чудными узорами цветов и украшенные жемчугом. Её тонкую фигуру скрывала диковинная рубашка, со смешными фалдами из пестрых лоскутов. Рубашка открывала смуглые плечи, и причудливый свет скользил по коже, навевая где-то в воспоминаниях аромат корицы. В тени дверного проема её кожа имела приятный терракотовый оттенок. Пшеничного цвета волосы были собраны в короткую косу. Она стояла, вздернув тонкий нос, покачиваясь, и улыбалась едва заметными изгибом чуть пухлых губ, а её карие, но в то же время почти люминесцентно бордовые глаза с большим любопытством изучали рыцаря.
Хван был заворожен и испуган. То уродство беспорядочного ритуального каннибализма, что он видел в храме Митры, никак не сходилось в его голосе с образом самого нелогично прекрасного существа, которое он когда-либо видел, или о котором смел мечтать.
Хван молчал, и Свай Тиен развернувшись, пошла на кухню.
– Пойдем, покушаем – сказала Свай из кухни, и Хван послушно отправился на запах еды.
С кухней была совмещена столовая с небольшим прямоугольным столом и рядом стульев. Всего на обед умещалось пять человек, видимо у Свай бывали небольшие компании.
На столе уже стояло несколько тарелок с привычным у каннибалов кушаньем – мясо, ароматные масла, специи и конечно Сома.
К Соме Хван привыкал особенно долго, первое время она казалась слишком безвкусной, да и чувствовал себя Хван после нее ужасно. Его преследовали галлюцинации и ужасные видения. Из-за того что других источников для питья на кораблях не было, от жажды приходилось пить Сому. С тех пор как Хван выучил годжон настолько, чтобы найти слова для нюансов вкуса Сомы, та стала достаточно приятной, бодрила, отдавала мёдом, и не вызывала никаких жутких видений.
Первые несколько минут Свай и Хван молча насыщались, а затем Хван как бы невзначай спросил у Свай.
– Вы молитесь Митре?
Свай разделывая стейк, смерила Хвана долгим и немного раздраженным взглядом.
– Поешь сначала, потом поговорим.
– Нет, я хочу знать. – Бывший рыцарь Митры был настойчив.
Свай Тиен вздохнула, и спросила.
– На что похож Митра? Каков он?
Хван Самнанг с готовностью вспомнил священные книги. Он хотел было заговорить на хабчане, но внутренне содрогнувшись, все же стал переводить на годжон.
– Митра величайший Бог. Разум его стучится во все двери, и находит ответы на все. Сердце его принимает всех. Лёгкие его впускают разное и выпускают единое. Руки его обнимают весь версуман, а ноги его обошли всё сущее. Глаза его видели всё, а язык сказал всё. Митра сосуществует с малым и с великим. Он Идея, что приводит хаос к порядку.
Свай Тиен удовлетворенно кивнула, дожевав последний ломоть мяса. Её смуглые ручки аккуратно сложили приборы, и пшеничная коса змеёй улеглась на плечо, в тот момент, когда Свай запрокинув голову, допивала последние капли Сомы из стакана.
– Митра это мы.
Хван Самнанг опешил. Ему трудно было представить, что племя каннибалов, сожравшее послушников и исказившее храм, что веками не менял своего облика, могут оказаться богами.
– То есть, ты считаешь, что вы боги!?
– Неа, дурачок, Митра это все мы. Ты тоже Митра.
Неслышной подступью, вчерашнее напряжение подкрадывалось вновь, с надеждой погубить Хван Самнанга окончательно. Его сознание как неисправное радио выдавало обрывки мыслей то здесь, то там, не давай собраться единой картине из осколков прошлого и свежей кладки настоящего. Стены из белого кирпича которыми он был окружен всю жизнь, исчезали теперь не в реальности, а в его голове. Хван Самнанг вновь переживал кошмар, когда белый кирпич покрывался пульсирующими артериями, и кровь, бившаяся в них, сейчас пульсировала в голове у рыцаря.
– Я ничего не понял – постепенно омертвевающим голосом заявил Хван Самнанг.
– Поэтому я тебе и говорю, поешь сначала нормально. Сомы подлить? – Свай направилась к холодильнику, уже зная, что Хван тихо кивнет в ответ.
Мясо на его тарелке остывало, и рыцарь принялся скорей дожёвывать его.
Что-то в нём окончательно сломалось. Будто бы еще вчера, покуда он обнимал ноги Митры, в нем образовалась трещина. А сегодня эта трещина обратила всего Хван Самнанга в раскрошенную черную пустоту, которой только предстояло обрести облик человека достойного называться именем богов.