Митра

– Ничего это не значит. – Свай Тиен успокоилась, и они вдвоем продолжили свой путь. – Просто у каждого свой взгляд на проблему. И мы к слову называем это не Идея, а Замысел.

Слово “Идея” Свай произнесла на хабчане. Удивительно чистом, правда, с лающим призвуком как у годжона. А вот слово “Замысел” произнесла на годжоне, и звук этого слова удивительно укладывался в складочки реальности не вызывая внутреннего диссонанса.

– Замысел… – Свай Тиен продолжила. – Митра любит нас одинаково. А мы любим Митру по-разному. В том и состоит Замысел. Мы считаем, что Коччи Хабчан это Зло. Сорняк на теле версумана приводящий к тому, что реальность становится бедной и не дающей Жизни.

Свай Тиен понизила голос, видно было, что она готовится сказать что-то такое, что явно даже для неё выбивается из привычной картины мира.

– Но с недавних пор не все согласны с этим…последнее время есть те, кто…думают как-то иначе. Те, кто не хотят выкорчевывать Хабчан. Если бы их не было, тебя однозначно разорвали бы на площади…последнее время, мне кажется, что мы будто просыпаемся от тяжелого сна.

– Что…? – Хван Самнанг чувствовал, как совершенно изменился, то, что раньше вызывало бурю непонимания, теперь вызывало интерес.

– Не знаю. Наша борьба будто бессмыслена. Вы покрываете мир, цветами отбирая Голоса и Языки, и обращая все к своему сонному образу жизни. Мы поедаем людей, исключая их реальность из своей, и вбирая силу из их мяса, во имя Жизни. Каждое слово на годжоне – чей то вырванный клок мяса, съеденный сегодня, чтобы жить завтра, а каждое ваше слово острый лепесток, жалящий в самую глубь разума.

Свай Тиен приумолкла, мимо прошла молодая компания. Они поприветствовали Свай и смерили подозрительными взглядами Хван Самнанга. Возможно, они были вчера на площади. Хван немного покраснел.

– В общем… – Свай была уже немного разгорячена. – Я не верю в эту борьбу. Мы просто делаем это, потому что чувствуем, что так нужно.

Свай Тиен что-то переварила у себя в голове и взгляд её погрустнел.

– Знаешь, наверное, заложники своего бытия. Я тут рассказываю тебе все эти вещи, умничаю, хотя почти месяц назад, наверное, доедала кого-то из твоих знакомых.

Теперь Хван видел мир по-другому. Вот краски не смешиваются, растекаются каждая по своему желобку, с густым насыщенным цветом. Вот образуются узоры, и их созерцание приносит покой. Вот рука человека ложится на эти узоры и начинает водить туда и сюда. Краски смешиваются, образуя новые оттенки, и совершенно невообразимые сочетания друг друга. Теперь это не стройные узоры, теперь это буйная абстракция возбуждающая воображение одним своим видом. И в финале Хван отходит от полотна и видит что это всего лишь случайный бардак, который плохо тянет на искусство. Теперь все сказанное Свай Тиен словно лишалось своего смысла. Та, что казалась богиней, была теперь перед ним всего лишь человеком. И став человеком, она сделала Хвана богом, потому что теперь они пребывали в одинаковой слепоте и замешательстве, и все что их отличало друг от друга это сторона прошедшего недавно конфликта.

– Наверное, мы и в правду – Митра. – Уверенно и спокойно заявил Хван Самнанг.

– Почему? – Удивилась Свай Тиен.

– Потому что вокруг нас сплошной хаос, и привести его к порядку может только божественное вмешательство. Если мы действительно сами боги – значит порядок это дело только наших рук.

– Наверное, ты прав.

– Если что, я прощаю тебя Свай Тиен.

– А я благодарю тебя Хван Самнанг.

К полудню Свай Тиен и Хван Самнанг обошли южную часть деревни, и вернулись домой.

Хван Самнанг пробыл с людоедами несколько месяцев. Он сражался теперь уже с их тенями в версумане, и их фантасмагорическими тварями. Людоеды хотели Жить. Они видели в версумане обрывки хабчана, и вчитывались в него пока не оставался только лишь годжон, способный привести охотников на кровавые поля, где обитала фантасмагорическая дичь, шедшая в пищу и на ритуалы.

Иногда с охотниками ходил рыцарь по имени Древний. Это был старый почти безволосый и беззубый рыцарь-с-зашитым ртом. Его пепельного цвета глаза и кожа выглядели так, будто вот-вот лопнут, а рот его был зашит толстой медной проволокой.

С ним и Свай Тиен он вёл долгие беседы о прошлом, и том, что когда нибудь грядет. Ведь все чаще молодые охотники отказывались от преследования хабчана, осознавая в ужасе отсутствие всякого смысла в этом. Замысел Выживания не зависел напрямую от Поглощения хабчана. Вдосталь было всего, чтобы тумёган годжон могли существовать в обманчивом версумане. Многие даже сходили с ума пытаясь осмыслить собственную жажду преследования. Их приводили в чувства рыцари-с-зашитыми-ртами, что сохраняли в сердцах относительный покой.

Все чаще странные символы мелькали на привычных путях сквозь версуман. Древний натужно хрипел, пытаясь вчитаться хоть немного в незнакомые символы, но без толку.

– Я хочу открыть глаза…– Повторял, иногда Древний забывшись тяжелым сном на борту охотничьего баркаса, после очередного изучения символов. Его глаза в этот момент были пугающе открыты.