Митридат

Когда разъярённый Савмак выдернул старика из землянки наружу, как журавль лягушку из-под болотной кочки, старый разбойник с перепугу потерял сознание. Подросток не стал ждать, пока он самостоятельно придёт в себя: отволок старика к озерку и бросил в холодную воду…

Вскоре старикашка, скуля, как побитый пёс, валялся связанным возле костра, а изголодавшийся Савмак уплетал за обе щеки приправленную луком похлёбку, закусывая варёной бараниной. Изредка он с довольным видом поглаживал перемётную суму, где лежал панцирь, и поправлял подвешенный к поясу акинак.

Утолив голод и напившись из родника, Савмак принялся собираться в дорогу: наполнил водой маленький дорожный бурдючок, положил в суму остатки баранины и вяленую рыбу, найденную в убогом жилище старого разбойника. Тот лежал тихо, как мышь, и только его маленькие глазки посверкивали настороженно и зло, отражая пламя разгорающегося костра.

Вдруг тонкий переливчатый свист нарушил вязкую тишину южной ночи. Старик радостно встрепенулся, и коварная злобная ухмылка перекосила его морщинистую физиономию. И только теперь Савмак услышал топот многочисленных копыт, с неимоверной быстротой приближавшийся к балке.

Подросток, как испуганный олень, бросился бежать вверх по склону. Ему удалось выбраться из балки незамеченным. Он увидел, как человек пятьдесят всадников один за другим исчезали за тревожно шуршащей травяной завесой. Тая дыхание, Савмак лёжа ждал, пока балка не примет последнего из них. Затем вскочил на ноги и побежал вглубь степи.

Аркан взвился в ночи и упал на плечи подростка совершенно беззвучно. Последовал сильный рывок, и Савмак рухнул на землю. А дальше… дальше в ушах только неумолчный шелест сухой травы и мерный приглушённый топот копыт быстроногого коня, тащившего его на волосяной верёвке по вздыбленной равнине прямо в звёздное небо.

ГЛАВА 5

Танаисский невольничий эмпорий полнился истошными криками зазывал, руганью надсмотрщиков, спорами купцов и покупателей живого товара, звоном кандалов, в которые ковали степных номадов и угрюмых горцев, не желавших смириться со своей участью, плачем женщин и детей. Огромное пространство у стен Танаиса, окружённое навесами, где торговали разнообразной едой и напитками, было битком набито людьми, попавшими на это весьма известное в те далёкие времена торжище по своей или чужой воле.

Здесь можно было встретить и диких кочевников-сарматов на звероподобных мохнатых лошадках, кусавшихся, как бешённые псы, и лягавшихся, словно степные куланы; и скифов-земледельцев с берегов Борисфена, приехавших на крытых повозках-шатрах, запряжённых серыми безрогими волами; и пиратов-сатархов в пёстрых шароварах и бородищами по пояс. Мелькали в толпе белоснежные хитоны эллинов-колонистов, чёрные плащи немногословных меланхленов[225], жёлтые замшевые кафтаны меотов, вышитые «крестом» чёрными и красными нитками рубахи фракийцев с длинными широкими рукавами, сверкающие золотым шитьём одежды персов, подданных заморского Понта.

Под одним из навесов, поближе к реке, откуда изредка веяло влажной прохладой, на грубо сколоченных скамьях, застеленных протёртыми до дыр ковриками, расположились две весьма колоритные личности: пегобородый великан с жёлтыми рысьими глазами и смуглолицый широкоплечий юноша с осиной талией. Одежда великана представляла собой невообразимую смесь: кожаные сарматские штаны, скифские сапожки с короткими голенищами, фракийская рубаха и пояс, который обычно носят пираты-ахайи — кусок голубой шелковистой ткани, обмотанный несколько раз вокруг туловища. За поясом торчал широкий нож с костяной рукоятью.

Юноша был одет щегольски: алые шаровары свободными складками ниспадали на шитые золотом персидские туфли с загнутыми носками, а парчовая синяя безрукавка, украшенная драгоценными каменьями, выгодно оттеняла безупречную белизну атласной рубахи. Его узкую талию схватывал тонкий кожаный пояс, с приклёпанными золотыми бляшками; на нём висел кривой меч с рукояткой, увенчанной огромным рубином. Чёрные, как смоль, длинные прямые волосы юноши прикрывал тюрбан из серебристой ткани, а мочку левого уха оттягивала золотая серьга.

Щёголь и великан играли в бабки. Их стол изобилием не отличался: кратер с дорогим родосским вином, фиалы и сушёные фрукты в мёду.

— Ника! — радостно вскричал щёголь — его бабка упала желобком вверх.

— Ты всегда был везунчиком, Селевк, — угрюмо проворчал великан, доставая кошель с деньгами. — Но, клянусь Кибелой, сегодня я всё равно тебя обыграю.

— Деньги — это песок, Фат, — рассмеялся довольный Селевк. — Чем больше их имеешь, тем быстрее они уплывают между пальцев…