Митридат

Выигрышем пират распорядился своеобразно. Подозвав помощника, кривоного кряжистого киликийца с исполосованным шрамами лицом, он приказал:

— Этих двоих, — небрежно ткнул пальцем в сторону наиболее измождённых и в годах, — продашь. Если не купят до вечера — выбрось в реку, рыбам на пропитание. Остальных накормить и заковать. Их заберём с собой.

Селевк был рачительным хозяином. Своим цепким взглядом он успел заметить, несмотря на опьянение, что добычу Фата составляли в основном молодые скифы, высоко ценившиеся на невольничьих эмпориях Малой Азии за выносливость и смётку. Кроме того, в последнем сражении с охраной римского торгового каравана он потерял немало рабов-гребцов, и теперь радовался, что так быстро и удачно нашёл им замену.

Среди этих невольников был и Савмак.

Он стоял с отрешённым видом, глядя поверх толпы на золотую лазурь Меотиды, куда окуналось истомлённое жарой небо. Прошёл почти месяц с той поры, как его заарканил дозорный разбойников Фата. Скитания по степи и грубая, отвратительная пища, в основном объедки и отбросы, которой кормили пленников безжалостные грабители, превратили крепко сбитого мускулистого подростка в скелет, обтянутый дублёной солнцем и ветрами кожей. Но особенно донимал Савмака старый разбойник по кличке Хорёк, из-за злобной мстительной натуры не простивший подростку своего поражения в степной балке. Пользуясь полной беззащитностью пленника, он заставлял его выполнять самые грязные и тяжёлые работы, при каждом удобном случае пуская в ход нагайку со свинцовым наконечником, а иногда и нож, покалывая им Савмака, как упрямого вола. Теперь тело подростка было сплошь покрыто свежими шрамами и мелкими, долго не заживающими язвами от ран.

Новых рабов Селевка освободили от верёвок, и пока бродячий кузнец устанавливал походную наковальню, чтобы наложить на них крепкие железные оковы, вольноотпущенник, хозяин палатки, принёс заказанные пиратом снедь: сыр, бараньи рёбрышки, ячменные лепёшки и прокисшее вино. Изголодавшиеся невольники жадно набросились на еду.

Изнывающий от злобы Хорёк, не хотевший смириться с мыслью, что Савмак ускользает из его рук, не удержался, чтобы напоследок не ударить своего личного врага. Ошеломлённый от неожиданности подросток схватился за рассечённую нагайкой скулу, уронив чашу с вином. Разбойники одобрительно заржали.

И тут словно что-то взорвалось в закаменевшей от страданий душе Савмака. Зарычав, как затравленный зверь, он молниеносным движением вырвал из-за пояса одного из пиратов меч и опустил на голову своего мучителя. Обливаясь кровью, Хорёк упал. На какой-то миг все оцепенели. Наконец пьяный до изумления Фат пробормотал: «Убейте его…» и разбойники, галдя, как дикие гуси, набросились на Савмака.

Но в юного скифа будто вселились Эринии. Его меч сверкал, словно молния, разя направо и налево. Не ожидавшие такого бешеного отпора, разбойники смутились, отступили. Некоторые из них были легко ранены, а один по-волчьи выл, обхватив руками располосованный живот.

Селевк наблюдал за схваткой с удивлённой улыбкой. Жестом остановив своих пиратов, бросившихся на помощь людям Фата, он что-то шепнул кривоногому киликийцу. Тот понимающе осклабился и достал из поясной сумки тонкую, но прочную сеть. Выбрав момент, он точно рассчитанным движением набросил её на Савмака. Через мгновение всё было кончено — подростка спеленали, как куклу.

Разъярённый Фат, на ходу доставая меч, направился к поверженному смельчаку. И натолкнулся на невозмутимо улыбающегося Селевка.

— Это мой раб, — с нажимом сказал пират. — И наказывать его имею право только я.

— Прочь с дороги! — взревел потерявший голову Фат. — Я изрублю его на мелкие кусочки, я…

— Он принадлежит мне, дорогой приятель, — Селевк небрежно бросил руку на рукоять меча. — И, между прочим, я очень не люблю, когда со мной разговаривают таким тоном.

Набычившись, Фат вырвал меч из ножен. И очутился среди частокола клинков самых разных форм и размеров — пираты Селевка, насквозь просоленные морские волки, не дремали.

— Я не возражаю, любезнейший Фат, — между тем продолжал Селевк немного томным голосом, поглаживая тонкие вислые усы, — если ты его купишь. Тогда можешь делать с ним всё, что тебе заблагорассудится.

— Сколько! — прохрипел Фат, опуская меч: у него всё же хватило благоразумия не ввязаться в кровавую стычку, исход которой не трудно было предугадать — пираты занимали более выгодную позицию и числом превосходили разбойников.

— Это вопрос сложный… — задумчиво ответил предводитель пиратов. — Впрочем, для тебя, моего старого приятеля, я сделаю скидку. М-м… — пожевал он губами, притворяясь, будто размышляет, а сам тем временем сделал незаметный знак кривоногому киликийцу, чтобы тот был готов к любому повороту событий. — Думаю… Ну, скажем, шесть, нет, пять — и это только из-за уважения к тебе! — ауреусов.

— Что-о-о! — вскричал, трезвея Фат. — Да в своём ли ты уме? За эту дохлятину дать цену трёх рабов-ремесленников?!