Мюзик-холл на Гроув-Лейн

Он сидел, подавшись вперёд, неотрывно глядя на вещественное доказательство собственной вины, а инспектор с удовлетворением от хорошо проделанной работы дописал в рапорте для суперинтенданта: «…признание подозреваемого о принадлежности улики № 1 подтверждается показаниями двух свидетелей (см. протокол допроса № 9 и № 10)…».

* * *

– Спешу вас обрадовать, мисс Адамсон. Дело раскрыто. Вы можете считать свою деятельность осведомителем детективного отдела камберуэллского дивизиона оконченной, – весело сообщил инспектор Оливии, как только она вошла в столовую и осторожно присела на шаткий стул, чудом не развалившийся до сих пор.

Сержант Гатри взглянул на неё с ухмылкой. Слова инспектора прозвучали музыкой для его ушей, и он не дал себе труда это скрывать.

– Но, сэр…

– Вы, мисс Адамсон, оказали неоценимую помощь в деле о хищении ценного экспоната, – инспектор мог себе позволить это преувеличение, так как пришёл в самое благостное расположение духа и уже мысленно представлял благодарность суперинтенданта, новое назначение, кабинет на набережной с видом на Темзу и в помощниках расторопного сержанта, который не сопит за спиной, как бульдог, страдающий астмой. – Можете на днях зайти в участок, расписаться в ведомости и получить причитающееся вам вознаграждение.

– Вы нашли убийцу, инспектор? И жемчужину?..

– Убийца найден, жемчужина найдётся чуть позже, как только я получу ордер на арест, и преступник будет заключён под стражу. Долго он запираться не будет, – бодро пообещал Тревишем, лучившийся оптимизмом, Оливия же, промаявшаяся всю ночь без сна в ожидании допроса, напротив, соображала туго.

– Могу я узнать, кто это, инспектор?

– Вы всё узнаете через пару часов, мисс Адамсон, – Тревишем подмигнул ей, точно предвкушал устроить небывалый сюрприз. – А пока можете спокойно отдохнуть, набраться сил… И вас, и всех остальных вызовут на дознание, но это всего лишь формальность, не более того. Если бы вы только знали, мисс Адамсон, как я счастлив, что больше нет нужды впутывать вас… ну, и вашего брата, конечно, – после секундной заминки прибавил он, – в это дело. Боюсь, ваш отец никоим образом этого бы не одобрил, – и он рассмеялся. – В следующем году он выступает в Альберт-холле с большой музыкальной программой – Моцарт! Гайдн! Вивальди! – и мне, признаться, было бы…

– …Преступник сознался? – словоохотливость инспектора вызвала у Оливии самые тягостные подозрения.

– Почти, – сухо ответил Тревишем, но, взглянув на девушку и истолковав её хмурый вид по-своему, смягчился: – Поверьте, мисс Адамсон, вам не в чем себя винить. Преступник непременно получит по заслугам. О, избежать правосудия у него никак не выйдет! – и он злорадно усмехнулся. – Улик для присяжных вполне достаточно, да и вести это дело, скорее всего, будет судья Бриггс, а он терпеть не может балаганных шутов.

– Вы уже определили время, когда наступила смерть, инспектор? Могу ли я узнать заключение полицейского врача?

– Это оказалось довольно затруднительно, мисс Адамсон, – теперь Тревишем уже не скрывал своего недовольства её настойчивыми расспросами.

– Хотя бы примерно, инспектор? Или в горячей воде температура тела…

– Не в горячей воде дело.

– Разве вскрытие…

– Не было никакого вскрытия, – буркнул инспектор.

– Но как же так? Ведь непременно нужно определить…

– Да что же вы никак не уймётесь! Говорю же, вы никак не сумели бы предотвратить несчастье, так что не терзайтесь понапрасну! – в сердцах рявкнул Тревишем, но, заметив, какой расстроенный, прямо-таки жалобный вид стал у его собеседницы, допустил небольшое нарушение должностной инструкции, хотя изначально ничего подобного делать не собирался. – Гатри, поднимитесь и передайте констеблям, что они могут оставить свой пост. И заводите мотор, мы едем в Департамент.

Когда ступеньки, ведущие на второй этаж, заскрипели под весом сержанта, инспектор вышел из-за стола, взял в руки шляпу, боком присел на стол и, крайне развязно покачивая одной ногой, произнёс тихо, почти беззвучно:

– Полицейский врач не может определить время смерти, мисс Адамсон, потому что таковая не нас-ту-пи-ла, – наслаждаясь производимым эффектом, он произнёс последнее слово по слогам. – Мисс Бекхайм жива, но остальным об этом знать не обязательно.

– Жива?!. – глаза Оливии расширились от изумления. – О Господи! – она приложила ладонь к щеке, и ледяной сквозняк, струившийся от окна, заставил её содрогнуться. – Так вот почему вы не фотографировали место преступления… Но, сэр, почему же вы сразу не сказали?! Девочки…Эффи и Мардж… столько слёз… А как же Арчи?.. они с Лавинией… Так нельзя, инспектор! Мы ведь уже её оплакали.

– Тем лучше, – Тревишем достал из портсигара очередную сигарету, закурил и с жадностью затянулся: – Поверьте мне. Лучше один раз пережить траур, чем безуспешно надеяться на чудо.

– Но у людей нельзя отнимать надежду, сэр! – его слова ужаснули её. – Тем более пока человек жив!

Он посмотрел на девушку с сочувствием.