Мюзик-холл на Гроув-Лейн

– Я не успела тебе сказать: Лавиния жива, но потеряла много крови и очень слаба. Инспектор запретил пока говорить остальным.

– Что ты сказала?!

– Что ты сказал?!

Близнецы произнесли это одновременно и резко повернулись друг к другу. В зеркале на стене отразились их лица: обрадованное Филиппа и взволнованное, потрясённое Оливии.

– Лавиния жива? Что же ты молчала?

– Повтори, пожалуйста, что ты сейчас сказал?

– Проклятье, Олив, как ты могла промолчать?! Сказал что? – Филипп в недоумении нахмурился.

– Про Имоджен. Повтори!

Что-то в голосе сестры заставило Филиппа забыть о своём возмущении и послушно повторить:

– Я говорю, самое забавное заключается в том, что на сцене она никогда не лжёт. Если Имоджен играет роль, то ей веришь безоговорочно, такую силу она вкладывает в каждое слово, в каждый жест…

– Я поняла, – Оливия испустила вздох, полный невыразимого облегчения. – Так вот что Лавиния имела в виду!.. Господи боже мой, как же я сразу не догадалась!.. – она прикрыла лицо ладонями, склонилась к коленям и неразборчиво что-то забормотала, издавая хриплые стоны и раскачиваясь, как язычник в религиозной экзальтации.

– Олив, ты в порядке? Что с тобой? Ты, часом, не помешалась? – забеспокоился Филипп, с сомнением поглядывая на сестру.

– Нет, – Оливия резко выпрямилась, откинула волосы со лба и поправила сбившийся набок воротничок рубашки. – Наоборот, я наконец прозрела, – с некоторым пафосом заявила она, дрожа, словно в лихорадке.

Глаза у неё воинственно заблестели, и Филипп ещё больше встревожился.

– Что, скажи на милость, ты собираешься…

– Будь здесь, никуда из пансиона не уходи, – повернувшись к брату спиной, Оливия уже торопливо рылась в комоде в поисках свитера. – Ни слова о Лавинии. И скажи всем, что инспектор приказал никому до завтра не уезжать.

Когда она обернулась, Филипп внимательно на неё посмотрел.

– Нет, ты точно сошла с ума, – с уверенностью заявил он и, пародируя манеру одного известного доктора психиатрии, поправил на носу воображаемые очки. – И я вынужден настаивать на курсе ледяных ванн и растительной диете.

* * *

– С ума вы сошли, что ли? – подобное предположение о психическом состоянии Оливии высказал и инспектор Тревишем, когда ему доложили о том, что в театр настойчиво пытается проникнуть одна из актрис, которая просит передать, что знает, где скрывается мисс Маргарет. – Мисс Адамсон, я ведь предупреждал вас, что информация… – инспектор огляделся по сторонам и понизил голос до шёпота, – о мисс Маргарет строго засекречена!

– Я понимаю, сэр, – Оливия была сама кротость, – но сержант Гатри ни в какую не хотел пропускать меня в здание театра, а мне во что бы то ни стало нужно поговорить с вами.

Мимо бутафорской торопливо прошли двое констеблей. Отдуваясь, они тащили резной сундук иллюзиониста. Сержант Гатри семенил за ними, в руках у него был ящичек с гримом, принадлежащий Мардж Кингсли.

– Искать! Искать везде! – гаркнул им вслед Тревишем, и у Оливии зазвенело в правом ухе. – Если понадобится, разобрать по кирпичику всё здание до самого подвала! Кстати, мисс Адамсон, здесь есть подвал?

– Не знаю, сэр, – Оливия пожала плечами. – Но разве в этом есть необходимость? Я сказала правду: я знаю, где находится похищенный экспонат. Ну, не то чтобы я точно знаю место, где он находится, – поспешно пояснила она, – но точно знаю, у кого. И это не Арчибальд Баррингтон, уверяю вас. Вы так и не сказали ему, что мисс Бекхайм жива?

Инспектор внимательно посмотрел на девушку.

– И не собираюсь, – холодно заверил он её. – Мистер Баррингтон будет находиться под стражей до самого суда за попытку предумышленного убийства. Этим делом уже заинтересовался судья Бриггс, а он обычно спуску никому не даёт. А вы, мисс Адамсон, – Тревишем плотно закрыл дверь, отрезав бутафорскую от коридора, по которому сновали констебли, – выкладывайте всё, что знаете, и поскорее. Так кто, по-вашему, похитил мисс Маргарет?

– Не то чтобы похитил, инспектор… Похитила экспонат Люсиль… То есть Эмма… А этот человек всего лишь… ну, можно сказать, всего лишь позаимствовал жемчужину на некоторое время, – Оливия была довольна собственной формулировкой, но, как выяснилось, напрасно.

– Значит, позаимствовал? – тон инспектора стал ещё холоднее. – Признаюсь, мисс Адамсон, эта ваша манера оправдывать преступников приводит меня в замешательство. Вот уж чего я никак не ожидал от дочери Джона Адамсона… Ладно, вернёмся к делу. И кто же это, мисс Адамсон? Кто же «позаимствовал» бесценный экспонат да так и забыл признаться в этом? Вы кого-то покрываете? Кого-то, кто вам дорог? Поэтому и пришли? Чтобы просить о снисхождении для него?

Оливия покраснела от возмущения.

– Что вы, сэр! Филипп бы никогда…

– Тогда кто же это, мисс Адамсон?

Вскинув левую руку, он взглянул на часы и выразительно постучал указательным пальцем по циферблату.

Набрав в грудь больше воздуха и сделав над собой усилие, чтобы не зажмуриться, Оливия выпалила: