Мюзик-холл на Гроув-Лейн

– Тебе и не придётся, – отмахнулась Оливия. – Думать буду я. Ты только мне немного поможешь, расскажешь о тех событиях, которые предшествовали убийству. И кстати, как считаешь, могу я это взять? – и она развернула гобелен, который отыскала в бутафорской.

Под изображением печальной девы в лавровом венке, державшей в руках весы, тускло мерцала надпись «Дике». В отличие от её матери Фемиды, изображаемой обычно с тем же символом правосудия, глаза юной богини были открыты, и во взгляде читалось сочувствие к смертным, терзаемым земными страстями.

Приподнявшись на кушетке, Филипп посмотрел на гобелен и небрежно махнул рукой:

– Бери, конечно, если тебе так уж хочется. Тут такого добра… – и он снова улёгся, пристроив голову на подлокотник.

Близнецы находились в опустевшем театре одни. Вечернее представление давно закончилось, публика разошлась по домам, а все артисты – торжественные, взволнованные, ведь завтра премьера! – поспешили в пансион на Камберуэлл-Гроув.

– Я чувствую себя как человек, который бродит в тумане, точно зная, что дверь находится на расстоянии вытянутой руки, – призналась Оливия и достала из сумки сэндвичи с лососем. После выступления она всегда ощущала сильный голод. – Может, приготовишь нам по чашке чая?

Филипп уже понял, что покоя ему не будет и с тяжким вздохом сел, щурясь от яркого света лампы.

– Чай закончился, но есть бутылка имбирного пива. Что ты хочешь знать?

– Всё, что происходило в театре с момента появления в нём Люсиль Бирнбаум и до её гибели. Напрягись, Филипп, – укоризненно попросила Оливия, протягивая брату второй сэндвич. – Припомни всё в точности.

– Да ничего особенного не происходило, – Филипп откупорил пиво и поставил бутылку на деревянный стул без спинки, стоявший возле кушетки. – Я ведь уже всё рассказал. Эффи сломала руку, на её место взяли Люсиль.

– Она не предоставила никаких рекомендаций?

Филипп отрицательно покачал головой, запил сэндвич пивом и протянул бутылку сестре.

– И ты вот так сразу, без раздумий, решился дать роль никому не известной артистке? – брови Оливии приподнялись в недоумении.

– За неё поручился Рафаил. Сказал, что она неплохо смотрится на сцене и вполне сносно поёт. Мамаша Бенни, насколько я помню, была против кандидатуры Люсиль, но выбирать не приходилось, и я её утвердил.

– Ты не говорил мне, что Рафаил в этом участвовал, – в тоне Оливии звучала досада.

– Да как-то вылетело из головы, если честно. Сам только что вспомнил, – Филипп виновато пожал плечами. На фоне тёмной потрескавшейся стены кабинета он выглядел бледным, измученным, но Оливия без всякой жалости принялась бомбардировать его вопросами.

– А Эффи? В смысле её рука. Ты уверен, что она её сломала, а не изобразила перелом, чтобы Люсиль могла попасть в театр?

– Уверен ли я? Да ты бы слышала её вопли! Пока ждали доктора, Эффи блажила так, что удивительно, как жильцы соседних домов не вызвали полицию. Если это была игра, то Эффи смогла бы с лёгкостью затмить Сару Бернар и занять место величайшей драматической актрисы всех времён. К тому же я сам видел её руку, – и Филипп содрогнулся. – Распухшая, вывернутая под неестественным углом… Такое не сыграть.

– Ладно, оставим эту версию, – смирилась Оливия. – Давай вообще зайдём с другой стороны. Вероятно, так тебе будет легче всё вспомнить. Когда погибла Люсиль?

– Её обнаружили ранним утром, во вторник, третьего декабря.

– Кто её нашёл?

– Рафаил Смит. Он всегда приходит в театр раньше остальных.

– И вновь Рафаил… – Оливия задумчиво отпила из бутылки и взяла ещё один сэндвич. – Хорошо, а что происходило накануне? В день перед гибелью Люсиль?

– Проще сказать, чего не было, – горько усмехнулся Филипп. – Были бунты, бесчинства, бойкоты, безграничные беспорядки, – и он поднял ладонь и загнул один палец. – Скандалы, ссоры, склоки, скорбные события…

– …Перечисли всё по порядку, вплоть до мельчайших деталей, – прервала его Оливия, зная по опыту, что подобной игре слов брат, если находился в усталом и взвинченном состоянии, мог предаваться часами. – Начни с самого утра, – она вынула из кармана пальто, висевшего на спинке стула, блокнот на пружине, из тех, что носят с собой газетные репортёры, и приготовилась записывать.

– Утром я и Рафаил вышли из пансиона в четверть восьмого. Должны были привезти деревянные заготовки для декораций, и мы торопились как следует всё осмотреть, чтобы нам опять не подсунули трухлявые доски, как в прошлый раз.

– Так, ясно, – Оливия поощрительно кивнула. – Что было потом?

– Потом мы выпили чаю, стянув пачку печенья из запасов Мамаши Бенни, правда, всё оно пропахло то ли мятой, то ли ещё чем, так что удовольствие есть его было небольшое, сама понимаешь…

Оливия постучала карандашом по пустой бутылке из-под пива.

– Ближе к делу, Ватсон, – строго попросила она и с удовлетворением отметила, как Филипп, раздосадованный отведённой ему ролью, гневно сверкнул глазами, но сразу же выпрямился и явно стал вести себя пободрее.

– Началась репетиция. Мы торопились, потому что до дневного спектакля оставалось всего ничего, и прогнали пьесу довольно небрежно…