Мхитар Спарапет

В тот день создался высший орган обновленного государственного устройства — Армянское Собрание. Был избран совет старейшин во главе с его Верховным властителем Давид-Беком.

Какой радостью наполнилось тогда сердце счастливой Сатеник.

Новая эра открылась для армянского народа.

Только ненадолго поселилась радость в сердце самой Сатеник.

Совершенно случайно узнала она, что ее муж, которого она так страстно любила, не принадлежит ей сполна, что непреодолимой любовью проникнут он к дочери хндзоресского мелика Бархудара Гоар.

Померкла величавая звезда, разрушился воздушный замок.

Остались дети, незавершенный труд по истории и горькая доля, которая была теперь уготована ей.

Сатеник захлопнула рукопись, вскочила. Ей хотелось вбежать к мужу и крикнуть: «Душегуб! Ты разбил мое сердце…» Однако ноги не повиновались. «Против кого я восстаю, против несгибаемого спарапета армянского?!.. Нет! Никогда! Пусть здравствует во славу страны и народа, пусть живет для всех, не будучи моим».

И снова рыдания сдавили ей горло. Успокоившись немного, она открыла недописанную страницу и вывела своим бисерным почерком:

«Я, сочинительница сего повествования, грешная Сатеник, сегодня вновь зрела ликование народа нашего. Над землей Армянской вознесся орел свободы, который веками был закован в цепи…

И молитвенно завершаю при сем начальную часть моей истории. Богом дарованные мирные дни выпали нам на долю. И спутник жизни моей, Мхитар, спарапет армянский, по велению великого Давид-Бека, разгромил в бою, изгнал и уничтожил ворогов, ханов персидских, именуемых Тахмаз Кули Надиром и Батали Султаном, и окончательно удалил опасность с границ земли нашей.

Пишу сию летопись, имея перед собой увенчанный светом пример унизанных жемчужными строками произведений наших трижды прославленных летописцев.

Не в ногу, не шаг за шагом иду я по цветущему полю следами наших историков, а лечу от эпохи к эпохе в бездне времен. И, познав писания множества летописцев, я едва сумела усвоить одну из тысячи и две из десяти тысяч тех премудростей, которые я нашла у них, и по их примеру излагала до сих пор виденное и слышанное мною…»

Когда Сатеник подняла голову, уже светало.

Крупные хлопья снега медленно опускались на голые деревья, на промерзшие луга, на камни. Небо словно опустилось и придавило горы. Смешанная со снегом грязь хлюпала меж одинокими хачкарами и часовнями, вырисовывавшимися среди снежного тумана.

Душа мелика Бархудара пылала гневом. Холодный снег, казалось, падал на самое сердце. Хотя грозный спарапет и оделил его щедрыми почестями и дарами, но желчь не растворилась.

«С какой стати он возвел в мелики презренного Туринджа? — изводился Бархудар. — Сделал господином человека, которого я хлестал кнутом. Теперь я должен сидеть на одной подушке рядом с этим паршивцем?» Бархудар так пришпорил коня, что тот встал на дыбы. Следовавшие сзади Мигран и Паки не решались заговорить с отцом. Они знали: когда он погружается в свои гневные мысли, никого не слышит и не узнает.

Снег не переставал, он ложился на конские головы, на шапки людей, таял, стекал за шиворот… Всадники молча следовали за своим меликом.

На скрещении дорог Бархудар придержал коня. Посмотрел в сторону Пхндзакара. Свернуть бы туда, напасть на логово этого Туринджа и перерезать всех. «Перережешь! Как бы не так… — с горечью подумал мелик. — Теперь у него войско, указ Давид-Бека, за его спиной стоит спарапет. Ах!..»

Неожиданно конь шарахнулся в сторону. Бархудар с трудом удержал его и невольно обнажил меч. Телохранители выскочили вперед.

Рядом с дорогой, уткнувшись в снег, стояли на коленях мужчина с женщиной и четырьмя детьми — застывшие от ужаса, озябшие. За спиной у мужчины был жалкий узелок.

— Чьи вы, собаки? — взорвался мелик.

Мужчина припал головой к земле. Женщина зарыдала. Дети от страха сжались в комочки.

— Спрашиваю, чьи вы, собаки? — на этот раз уже прогремел Бархудар. Затем он склонился над мужчиной и тут же выпрямился. — Ха-ха! Так это ты, Агаси-рамик?.. Я узнал тебя. Или не хочешь поздороваться со своим господином?.. Ты ведь из вшивых крестьян моей деревни Тег!

Мужчина заплакал, жена его обняла ноги у коня мелика.

— Пожалей нас, тэр мелик, сделаться мне прахом ног твоих…

— Куда вы идете? — проворчал Бархудар.

— Дети мои, дарованные богом, умирают с голоду, тэр мелик. Идем просить подаяния…

— В Пхндзакар, не так ли? В земли новоиспеченного подворотного мелика Туринджа, а? — вскипел он. — Связать их всех, да живее.

Несчастная женщина взмолилась о милосердии, дети подняли вой. А Бархудар лишь злорадно хихикал. Воины перевязали веревками малюток и их родителей. По приказу мелика крестьянина Агаси взвалили на мула. Жену и детей уложили посреди дороги.

И погнал Бархудар через них своего коня…

Отряд последовал за меликом…

Брошенный на мула рамик потерял сознание.

— Вот так растопчу копытами всякого, кто осмелится уйти из моих деревень! — кричал Бархудар. — Идут на земли незаконного мелика, ха-ха!.. Идите теперь! Мелик Бархудар не умрет!.. Спарапет-рамик! Когда-нибудь и тебя растопчу под копытами, дай только срок!..