Как-то раз, когда Мхитар с почестями отвез к Пхиндз-Артину бежавших из Тифлиса трех армянских меликов и одного грузинского тавада, Вард-хатун сказала мужу:
— Спишь, что ли? Слышал, с какими людьми веселится Мхитар в доме Пхиндз-Артина?
— Какое мне до этого дело? — недовольно отмахнулся Тэр-Аветис. — Бездомные люди, дает им приют.
— Гм, — скрипнула зубами Вард, — «дает приют»… Раскрой глаза, наивный человек! Это князья, бежавшие из Тифлиса и Лори. Мхитар намерен оделить их деревнями и назначить военачальниками.
— Пусть назначает, — буркнул Тэр-Аветис.
— Он их назначит вместо тебя, вместо родовитых меликов, а вас будет держать как слуг. Знай это!
— Довольно! — крикнул Тэр-Аветис. — Всю душу мне вымотали, все жилы из меня вытянули. Хватит! Конец! Не хочу, нет!..
И, словно спасаясь от огня, выскочил из дома. Он невольно направил шаги к церкви. Впервые после тридцатилетнего перерыва у него появилось страстное желание помолиться в церкви.
Был час утреннего богослужения.
Церковь была полна верующими. Увидев Тэр-Аветиса, священники смутились, спутали псалмы. Тэр-Аветис зажег свечу, стал на колени перед алтарем и долго, под удивленными взорами всех, молился.
Он покинул церковь с чувством утери чего-то дорогого. Ему казалось, что от сердца отделяется, уходит сокровенное, что его когда-то светлый путь закрывается густым туманом.
В сопровождении телохранителей, с группой бежавших из Тифлиса военачальников, Мхитар спускался в ущелье Багац. Дорога шла через прилипшее на крутом склоне горы селение Бех. Никто не встречал Верховного властителя, хотя уже рассвело и дорога отовсюду просматривалась. Это было неожиданно и странно. Мхитар, Мовсес и военачальники еще больше удивились, когда на плоской крыше первого дома заметили большой костер, около которого никого не было. Вскоре они увидели, что костры горят и на крышах других домов. Мхитару почудилось недоброе.
— Что это значит? — мрачно спросил он ехавшего рядом Мовсеса.
— Сам не понимаю, — ответил Мовсес.
— Может, гневаются крестьяне, тэр Верховный властитель, — заметил один из тифлисских беженцев. — У нас такие огни на крышах зажигают в знак протеста против турецких пашей или персидских ханов. Недобрая примета.
Когда спустились в ущелье, у сводчатого родника увидели собравшихся жителей деревни. Они молча и сосредоточенно стояли в ожидании спарапета. От толпы отделились три старика и, подойдя к Мхитару, протянули ему по общипанной курице. Обомлевший от неожиданности и позора Мхитар вырвал из рук старцев непонятное подношение и отбросил его собакам.
— Здравствуйте, бехцы, — в сердцах обиженно и необычно громко приветствовал он крестьян. — Благодарю за общипанных кур. Такой высокой чести не удостоился ни один вступивший в Армению сельджукский султан, монгольский хан, персидский шах или турецкий паша. Угодили мне… Но будьте добры сказать, зачем вы развели огонь на крышах? Вы что — язычники?
— Считай как хочешь, — рассерженно ответил один из стариков. — Разумей так: мы горим, как дрова, брошенные в эти костры.
— А куры? Насмехаетесь надо мной?.. — крикнул Мхитар.
— Знай также, что мы подобны этим общипанным курам.
Мхитар нахмурил брови, вынул из стремени ногу и, спрыгнув с коня, развалистой походкой подошел к притаившейся толпе.
— Кому принадлежит это село? — хрипло спросил он.
Люди молчали. Он переспросил гневно:
— Спрашиваю: вы чьи? Онемели, что ли?
— Мы люди Тэр-Аветиса, — ответило несколько человек.
— Врете! — загремел Мхитар. — У Тэр-Аветиса нет деревни.
— Есть, милостивый князь, есть… наше село не является, правда, его вотчиной, но принадлежит ему. Оно — приданое его жены, Вард-хатун.
— Ну и что же? — вырвалось у Мхитара невольно.
— Что сказать!.. Горим в огне, погибаем в пасти змеи. Послал нам бог нынче недобрый урожай, но все же мы не роптали, убрали хлеб, а как закончили, то и пришли надсмотрщики Вард-хатун и все, что у нас было, до последнего зернышка отобрали. Корыта наши пусты, мельницы стоят, голодаем всем миром. Увидели, что ты едешь, решили жаловаться, к ногам твоим пасть. Помоги, спаситель наш, не дай умереть с голоду…
Впереди толпы стояли полунагие, исхудалые, с голодными глазами дети. За их спинами, скрестив руки и с глубокой печалью на лицах, — женщины. Большинство мужчин были босы, рваная, много раз залатанная одежда еле прикрывала их худые, костлявые тела. Мхитару казалось, перед ним стоят не люди, а привидения.
«За моей спиной грабят, терзают беззащитных людей, а я…» — с горечью и гневом подумал он и, сев на камень, опустил голову, чтобы не видеть этих страшных существ. Старики, осмелев, стали перед ним. Мовсес, закрыв глаза, качал головой: всюду та же нищета, те же голодные, полуголые люди. Чем все это кончится?
— Гневайся, если угодно, повелитель наш, тэр Мхитар, — заговорил один из стариков. — Угодно: всем селом соберемся в хлеве, — сожги нас. Вырвешь с корнем и зуб и зубную боль. Бездомные мы и без хозяйства, голодны и голы, а впереди зима.