— Я привез вам, армяне, беспрекословное повеление победоносного Кёпурлу Абдулла паши, — произнес он визгливым голосом, затем, достав из-за пазухи свиток, протянул его Мхитару. — Паша требует, чтобы вы, подданные султану армяне, припали к его стопам и поцеловали концы его башмаков.
Толпа загудела. Возгласы негодования покатились волнами и перешли в общий гул — злой, угрожающий. Посол умолк, приняв позу победителя; переводчик вздрогнул от страха.
Тэр-Аветис смотрел на толпу пронзительным взглядом. «Безумцы. Спятили с ума и стар и млад, — покачивая головой, подумал он. — Вместо того чтобы найти общий язык с врагом, умалить его гнев, сами бросаются на обнаженные им мечи».
Мхитар, прочитав послание паши, состоящее из одних ругательств и угроз, передал его Есаи и, повернувшись к послу, спокойно спросил:
— Что еще хочет паша?
— Он требует, чтобы ты распустил свое войско. Это — первое. Уплатил дань султану за семь лет. Это — второе. И чтобы ты открыл дорогу непобедимым войскам султана, позволил им пройти беспрепятственно через твою страну в Баку и Дербент, чтобы наказать гяуров рыжей Москвы. Это — третье. Или ты исполнишь эти повеления, или же мы придем в твою страну и не оставим там ни одного живого существа.
Народ снова загудел.
— Вырежь ему язык, тэр Мхитар, — потрясая кулаком, угрожающе крикнул снизу Цатур. — Они хотят подати за семь лет. Как бы не так, держи карман шире!
— Дай его нам, тэр властитель, мы мигом расправимся с этим волком.
— Никакой дани, никакой уступки!
Со всех сторон раздавались возмущенные голоса крестьян и воинов. Тэр-Аветис от гнева кусал губы. А когда кинутый кем-то из толпы грязный трех угодил в лицо посла, тысяцкий нервно подошел к Мхитару и сказал:
— Укроти этих зверей.
— Укроти сам, если можешь, — недовольно ответил Мхитар.
— Играют с огнем, пустоголовые, — пробормотал Тэр-Аветис, но Мхитар уже не слушал его. Он подошел к послу.
— Слышишь, ага посол? — показав рукой на разбушевавшихся людей, сказал он. — Их воля. Вернись к себе и скажи сераскяру, что мы не должны ему дани и не допустим, чтобы через нашу страну он пошел на русских. Передай наше требование, чтобы отвел войска от наших границ и освободил Нахичеван и Ереван, если хочет жить в мире и добром соседстве с нами.
Мхитар и мелики поспешно спустились с кровли. Один из сотников велел своим войскам оградить послов, чтобы разъяренная толпа не растерзала их.
Спустя неделю Есаи со своей сотней доставил посла на берег Аракса.
— Вот граница нашей страны, тэр посол. Теперь ты можешь перейти реку и отправиться к своему паше, — сказал он, сойдя с коня.
— Пойду, чтобы вернуться вновь, — бросил посол.
— В нашей стране много ям, в которых мы сможем зарыть ваши головы, — ответил спокойно Есаи. Затем он достал из-за пазухи письмо паши Мхитару и приказал послу открыть рот.
Тот уставился на него глупым, изумленным взглядом.
— Открой рот, ну… — повторил Есаи.
— Зачем? — встревожился посол.
— Чтобы хорошенько услышать мой ответ.
Турок отказался. Есаи подмигнул своим воинам. Двое из них схватили посла за руки, отвели их назад и, упираясь коленом в его спину, стали тянуть назад. У турка затрещали кости.
— Аман! — замычал он. — Пустите. У меня открыт рот!
Скомкав письмо, Есаи сунул его в рот послу.
— Ешь!
Вспотевший от стыда и страха посол сжевал бумагу и проглотил.
— Теперь проваливай, — сказал Есаи под веселый хохот воинов. — Отвезешь своему паше то, что поел. Таков наш ответ.
Павшего в сражении на Мараге военачальника Паки заменил его брат, старший сын мелика Бархудара — сотник Мигран. В свое время Давид-Бек назначил его начальником алидзорского гарнизона и командующим крепостным войском. И он был доволен. Однако Мхитару не нравился этот недоверчивый, замкнутый и молчаливый человек. Вернувшись из Джраберда, он снял его с поста и отправил в алидзорский ополченский отряд сотником. Злой и коварный по природе, Мигран чувствовал себя оскорбленным и униженным. Он ненавидел Мхитара, однако прикидывался довольным и улыбался Верховному властителю. Особенно бесился он, когда Мхитар оказывал почести его противнику, сотнику Товме, разрешая ему и нищему сотнику Есаи бывать на посольских приемах и на советах старейшин, и когда почтительно и с уважением разговаривал с простыми мастеровыми Врданесом и Владимиром Хлебом, а его, сына достойнейшего, родового мелика Бархудара, и видеть не желал. Он никогда не забывал оскорбления, которое Мхитар нанес его роду много лет назад, приказав на виду у всех высечь его и отца розгами. Более того, он принудил отца, мелика Бархудара, породниться с беглым рамиком Туринджем, выдав Гоар за его сына Товму.
А теперь ненависть Миграна к Мхитару умножилась. Порою ему казалось, что Верховный властитель чувствует это. «Знай, отродье рамика, я никогда не прощу тебе», — злорадно думал Мигран про себя в такие минуты.