Мхитар Спарапет

Приезд русского посла Бек пожелал держать в тайне не только от врагов, но и от собственного народа и войска. Обнародовать принятие российского покровительства он решил лишь по прибытии русского войска в Армению.

Вскоре в Татев стали съезжаться князья, мелики, военачальники. Они везли с собой семьи, жертвенных баранов и бычков, драгоценные дары для монастыря. Тысячи паломников собрались в Татеве. От нехватки места воины разводили костры у хачкаров, привязывали коней к священным деревьям. Парни подтрунивали над молодыми монахами, поддевали их соленым словцом, так что несчастные затыкали уши и старались поскорее укрыться в своих тесных кельях.

Был поздний вечер. Усыпанная звездами ночь опустилась на вершины гор, повеяло опьяняющим весенним ветром. Благоухали кизил и калина. В глубине ущелья рокотал Воротан. Ручьи, стекавшие с горы Газбойл, вливались в реку, и неслась она дальше, своенравная и страшная…

Постепенно утихли паломники. Народ и войско разместились в селении Татев, в маслобойнях монастыря, в гончарных мастерских, во дворах — где попало.

Старейшины собрались в зал Танат, к епископу Евстатевской обители Овакиму. Лениво поблескивали кровавыми языками две позолоченные лампады. Время от времени, спасаясь от тяжелого ладанного духа, к окнам подлетал обеспокоенный голубь и бился крыльями о стекла.

Епископ Оваким — тщедушный старец, костлявый и узколицый — утопал в старинном кресле. Отечные руки, словно две надувшиеся лягушки, лежали на подлокотниках кресла; меж пальцев застыли желтые бусинки четок.

Давид-Бек сидел против Овакима. По обе стороны расположились Мхитар и князь Ованес-Аван — высокий, смуглый человек с заостренным носом и закрученными усами. Тут же находились Тэр-Аветис, военачальник гавара Хачен мелик Есаи, косивший на один глаз мелик Багр из Варанды, а также недовольный всем Бархудар и сверх меры грузный владетель гавара Дизак Еган. Юный мелик Нубар из Чавндура казался совсем маленьким рядом с рослым военачальником Константином из Мегри. Владетель Сисакана мелик Шафраз и двоюродный брат Давид-Бека военачальник Бали сидели рядом. Шафраз, мучимый вечной бессонницей, зевал.

Не присутствовал здесь лишь католикос Есаи Асан Джалалян — он болел и был не в состоянии совершить столь далекое путешествие.

Когда все разместились по старшинству, Давид-Бек почтительно обратился к Овакиму:

— Позволь начать совет, преосвященный.

— В добрый час, да поможет нам господь, — как молитву, прошептал епископ. — Окинем взглядом дела наши, старейшины армянские. Посол царский ожидает решения.

Все напряглись, затаили дыхание. С Шафраза вмиг слетел сон. А мелика Егана даже прошибло испариной; он глухо закашлялся. Не успел Давид-Бек начать речь, вошел молодой инок. В руках у него был медный кувшин с водой и кружкой. Он поставил все это у порога, выпрямился и сказал:

— Пусть господь наш всемогущий внушит вам, светским владыкам, чтобы смогли вы правильно отличить добро от зла, хорошее от дурного и вызволить утопающий в море крови, измученный народ наш из гибельной бездны. Вечное проклятие падет на того из вас, кто не изберет верного пути в эти горестные и тяжкие времена.

Все удивленно посмотрели на инока, которому от роду было всего лет двадцать с небольшим, но вид и голос он имел внушительный. Инок широко перекрестил всех и вышел.

— Инок Мовсес, — пояснил епископ Оваким. — Служитель слова господня и мудрый толкователь святых книг. Прозорлив и умен не по возрасту. Бывает непокорен и своеволен, но говорит всегда правду истинную…

Появление смелого инока представилось Давид-Беку знаком таинственным. Что хотел сказать сей непокорный и своенравный «служитель слова господня»?.. Или душа его полна тревоги и потому пришел с угрозой вечного проклятия?.. Давид-Бек поднял голову:

— В Армению прибыл русский посол. Привез грамоту царя Петра. Вот думайте, толкуйте! Принять ли нам покровительство российское? Раскиньте умом, для того и собрались мы тут…

Он сказал это так, что никто не мог угадать, каково его намерение. По застывшему, чуть бледному лицу Верховного властителя ничего понять было нельзя. Молчание затянулось. Хотя у каждого имелось свое мнение, всяк ждал, пока заговорит сосед. Тогда Бек обратился к епископу Овакиму:

— Будет справедливо, если первым выскажешься ты, святой отец.

Дотоле как бы застывший, епископ шевельнулся, поднял взор. Нагрудный крест сверкнул и угас.

— Воистину подумайте, мелики, — медленно, тоном, не терпящим возражения, начал Оваким. — Все мы ждали ласкового слова христианнейшего царя. Посему радуйтесь, что несказанная милость создателя нисходит к нам.

Голос его задрожал.