Мхитар Спарапет

— Останется и на мою долю, — подмигнул Горги. — У меня дружок есть, каждый ус по целой пряди. И глаз один косой. Так вот, я обещал, что отдам ему тебя. Как ты на это смотришь?

— Ты только приведи!.. Задушу, как утенка… — Маро показала брату язык и юркнула под одеяло.

Мать подсела к сыну и тихо, чтобы не слыхала дочь, сказала:

— Это хорошо, что ты вспомнил о поясе, надежда моя… Обязательно купи. Маро ведь, сынок, на выданье. Уже три раза сватать приходили. Дважды завернула от дверей, но в третий не удержалась: дала согласие. Из агулисских сторон парень, из деревни Аза. Это что на самом берегу Аракса. Сам-то он ничего, говорят, из хорошего рода. Всякий год привозит с отцом вино на продажу. Приглянулась ему наша девочка. Кто же его знает, как все будет? Сказала «да».

— А Маро? — приглушенно спросил Горги.

— Думаю, согласится.

Горги почесал затылок. Что ответить? Никогда перед ним не вставал такой трудный вопрос. Не верить матери он не мог. А ей парень понравился. Может, и правда Маро попадет в хорошую семью?

Что ж, пусть выходит. Аза не на краю света. Четыре-пять дней конного пути. Однажды он даже побывал там. Дома у них настоящие, не пещеры. И село все в садах, на окнах висят занавески. Молодухи лица не закрывают и разговаривают с мужчинами без страха.

— Дело твое, мать, поступай по своему разумению, — сказал Горги и встал. — А теперь скажи, не знаешь ли, куда запропастились Цатур и Семеон?

— Чтоб их лихая подобрала! — распалилась Зарманд. — Вечером явились, им, видишь, покутить захотелось в нашем доме. Я не позволила. Налакаются да еще наполнят дом своим дьявольским дымом. По три дня после них стоит чад. Не иначе, у мегринского виноторговца пропадают. Там они частенько и ночуют.

Горги поцеловал в лоб сестру и направился к выходу.

— Ну, мать, я поехал, — сказал он с порога.

— Приезжал-то зачем?

— Чтобы отыскать этих пьяниц.

— А не скрываешь ли что от меня? — забеспокоилась мать.

— Уезжать нам со спарапетом…

— Доброй вам дороги. — Она хотела поцеловать сына, но сдержалась — не на войну же едет.

Горги взмахнул в седло и через открытые ворота вылетел на улицу. Уже всходило солнце. Стоявшая у входа в дом-пещеру Зарманд повернулась к востоку и, еле шевеля губами, прошептала:

— Всемогущий господь, обрати свой милостивый взгляд на мое дитя. Пожалей меня! — Глаза ее наполнились слезами.

Орел, свивший себе гнездо над домом, вернулся с дичью в когтях. Зарманд усмотрела в этом добрую примету и вошла в пещеру.

Горги постучался в дверь мегринского виноторговца. Узрев десятника, заспанный мегринец испуганно метнулся назад.

— Куда ты! — крикнул Горги. — Я же не перс.

Не подходя ближе, кабатчик спросил, что угодно «человеку закона».

— Есть ли в твоем доме воины? — Горги постарался придать голосу суровость «человека закона».

— Чтоб им провалиться! — начал клясть виноторговец, считая, что десятник разгневан на своих воинов. — Тут они! Дрыхнут. Вон… Подпирают кувшины. Семи мужиков мало, чтобы поднять их на ноги…

Оставив коня, Горги шагнул в харчевню. В нос шибануло запахом уксуса, вина и гнилых овощей. Он прошел мимо карасов и тут увидел Цатура и Семеона. Они и правда лежали. Но напрасно ворчал виноторговец: два друга вскочили при первом же зове десятника.

— Что случилось, Горги? — испуганно спросил Цатур.

— Приказ срочно явиться в замок.

— Или еда стынет? — широко зевнул Семеон.

— Скорей, скорей! — торопил Горги.

— А ну, винная бочка, чтоб без вранья: на сколько мы выпили? — подступил Семеон к виноторговцу.

— На два серебряных, — сказал мегринец. — На полных два, истинный крест.

— Так много? — удивился Семеон. — Врешь ведь. Смотри, сверну твою заплывшую шею…

Виноторговец клялся, что он не обманывает, и просил расплатиться. Денег у Цатура и Семеона не было, сказали, пусть подождет до следующего жалованья. Во дворе кабатчик потянул Горги за рукав и с тревогой спросил:

— На войну?

— Тебе-то какое дело?

— Само собой, долг…

— Вернутся, уплатят!.. Не такие они люди, чтобы забыть.

— Да, это правда, храни их бог. Ну, а что, если уйдут и не вернутся, война ведь? — Он не докончил: Горги оттолкнул виноторговца, да так, что тот ударился о бочку.

— Бесстыжие твои глаза! — вскипел Горги. — Два серебряных тебе дороже двух воинов!

К счастью, Цатур и Семеон уже успели выйти и сейчас сунули в ручей свои хмельные головы, не то, услышь они слова кабатчика, вспороли бы ему пузо.

Виноторговец захныкал. Горги плюнул, достал из кармана два серебряных, те, что дала ему мать, и бросил их в лицо кабатчику:

— На, пухлый черт, сдохни!

Обозленный, он вышел и вместе с Цатуром и Семеоном ускакал к замку.

Весело улыбалось солнце. Бойко тянулись кверху дымки. Вышедшие из хлевов бычки почесывали о камни измазанные навозом спины. Козы, задрав хвостики, слизывали рассыпанную на плитах соль.