Мхитар Спарапет

— Пройдем! — Горги Младший не мог сдержать прилива радости. Он подскакивал в седле, подбрасывал шапку, ловил ее и все повторял одно и то же слово. Будто радость его, зародившись в глубине души, разливалась потом по всему телу, подобно вину, что струится и бурлит в жилах…

С крепостных стен ударили пушки. Воины полка «Опора страны» отсалютовали ружейным залпом.

Наблюдая эту всеобщую радость, Бек думал про себя: «Воодушевление сие способно поддержать мужество народа. Но не дай бог, если царь не исполнит обещания».

— Поклянемся могилами предков и святым евангелием, что навеки сохраним верность русским! — снова крикнул Бек.

— Кляне-е-емся!..

Епископ Оваким протянул Беку евангелие в серебряном окладе. Все опустились на колени и поклялись на евангелии. Примеру армян последовали и русские. После чего Бек сошел с кровли, вручил царскую грамоту дьяку Магакии и велел ему в сопровождении двух сотников пройти с ней в народе, чтобы люди видели бумагу и еще и еще раз услышали, что в ней сказано. Священники также начали обходить войско и народ, подкрепляя клятву на евангелии.

Пушки ударили еще три залпа, и торжество на этом закончилось.

Старейшины Верховного Собрания сошлись на совет. Пригласили послов. В их присутствии составили клятвенную запись царю. В ней говорилось:

«Причина нашего письма, Христом венчанный, милосердный наш Петр Алексеевич, следующая: по весне 1724 года мы, князья, мелики и сотники всех гаваров Большого Сюника и Арцаха, страны Армянской, вместе с нашими епископами, священниками, народом и войском, по доброй воле и с радостью обратились к тебе, великий русский царь. Мы поклялись на святом евангелии, что с сегодняшнего дня и во веки веков пребудем братьями под твоей властью, в братстве с твоим народом».

Под клятвенной записью первым подписался Давид-Бек, за ним последовали остальные.

Чтобы упредить всякие неожиданности от врагов, Давид-Бек повелел военачальникам немедля выехать из Алидзора в пограничные крепости. Дзагедзорский отряд он поручил сисаканскому мелику Шафразу, для усиления охраны Шахапуникского перевала. Другой отряд Давид-Бек отправил в ущелье Вайоц с тем, чтобы возвели там укрепления и учредили охрану ущелья Арени. Объяснил, что наибольшая опасность угрожает ныне со стороны Араратской долины, где дороги уже просохли и откуда нежданно могут появиться турецкие войска. Войску, направлявшемуся в ущелье Вайоц, Бек придал также две пушки, отлитые оружейниками Врданесом и Владимиром Хлебом.

Вернувшись в свои покои, Давид-Бек устало повалился в кресло и закрыл глаза. Потом вдруг встрепенулся и дважды хлопнул в ладоши. Тотчас на пороге показался его единственный слуга.

— Ты звал меня, господин? — спросил он.

— Я? — удивился Бек. — Ах, да… Эх, Согомон, Согомон…

— Ты не щадишь себя, мой господин, — заметил слуга. — Вот уже три месяца не спишь ночами. Нельзя так…

— Нельзя, говоришь? Знаю, что нельзя. Не так, не эдак… Только что поделаешь против провидения? Все от бога, Согомон! Имей милосердие тот, кто наделяет нас счастьем, было бы, глядишь, и у меня свое гнездо, а в нем — птенцы, мои кровные!.. Но ничего, дорогой, устроим как-нибудь. А теперь позови тех двух людей…

— Оружейников?

— Их.

Слуга вышел. Бек скинул военную одежду, облачился в домашний халат и грузно опустился на низенькую тахту. В таком виде он казался даже старым человеком, хотя было ему всего пятьдесят пять лет.

В спальне Бека стояла только покрытая ковром невысокая длинная тахта с подушками да еще два стула возле низенького стола. На стареньком стенном ковре висело кое-что из старинного оружия. Верховный властитель страны жил в одиночестве. Не было у Бека ни жены, ни детей. Проводя всю жизнь в сражениях и заботах о благе народа, не нашел он времени, чтобы обзавестись семьей, и задумался об этом лишь на пороге старости, когда в сердце уже давно погас юношеский пыл.

Слуга ввел Врданеса и Владимира Хлеба. Усталым движением руки Бек пригласил их приблизиться. Оружейники шагнули вперед и остановились.

— Подойдите поближе, братья, садитесь, — предложил он. — Не спали ночь?

— Ничего, тэр Давид-Бек, — ответил Врданес. — Мы привычные. Знали, что позовешь, вот и ждали.

— Не буду вас задерживать, — сказал Бек. — За пушки, что вы отлили, могу воздать лишь хвалу. Спасибо…

Оружейники встали и низко поклонились.

Бек замахал руками:

— Не нужно этого! Чего придумали, кланяться перед братом. С друзьями я предпочитаю быть как равный с равными. А радость мне приносят лишь склоненные враги.

— Да ниспошлет господь, чтобы все враги армян пали ниц пред тобой! — сказал Врданес.

Бек вытащил из-под ковра небольшой, туго набитый мешочек и протянул оружейникам:

— Примите этот скромный дар в знак моей благодарности за вашу бесценную работу.

Врданес догадался, что в мешочке деньги.

— Тэр Давид-Бек, зачем смущаешь нас? — поднявшись, вымолвил он. — Мы получаем свою плату от Пхиндз-Артина. Ты ведь сам определил ее нам.

— Обижусь, если не возьмете, — насупился Бек и насильно сунул мешочек в руки Врданеса. Затем, обратившись к Владимиру Хлебу, спросил: — Ну, брат, как служит тебе жена?