Младшая сестра

— Какой он старик? — обиделся за своего друга Юнус. — Это волосы у него рано поседели, после того как убили на войне двух его сыновей…

У Арама пробыли недолго — не та пора, чтоб засиживаться в гостях.

— Хорошо бы и вам, Арам Христофорович, на время отсюда уехать — вас здесь все знают… — заметил Саша.

Он имел в виду опасность, грозящую Араму в случае, если в город ворвутся немцы и турки, но Арам, казалось, не хотел его понимать.

— Ну и хорошо, что все знают! — воскликнул он с шутливой важностью. — Я, худо-бедно, прожил здесь не день и не два!

— Неровен час…

— Никуда я, дорогой Саша, не уеду, не уговаривай! — прервал Арам, и в голосе его теперь не было и следа шутки. — Должен же кто-нибудь из наших людей остаться здесь… — Стремясь найти поддержку у домочадцев, он кивнул на Розанну и дочерей и добавил: — Наконец, не оставлять же мне их одних!

Розанна промолвила:

— О нас ты, Арам, сейчас не беспокойся, а поступай по совести, как всегда поступал.

Арам взглянул на Сато. Ему показалось, что она одобряет слова Розанны. Он перевел свой взгляд на Кнарик. А та, словно в ответ, только тесней прижалась к сестре.

— Вот я и думаю — по совести — никуда не уезжать! — решительно произнес Арам.

— Может быть, вам, Арам Христофорович, следует хотя бы уйти с квартиры? — осторожно заметил Саша.

Юнус поддержал:

— В самом деле, Арам, может быть, где-нибудь поселишься в другом месте? Тебе любой рабочий охотно предоставит кров!

— И с квартиры я никуда не уйду! — буркнул Арам.

Стало ясно, что его не переубедить.

— Ну что ж, Арам Христофорович, в таком случае… — сказал Саша и протянул ему руку. — Счастливо вам всем оставаться!.. До скорого, надеюсь, свидания!

Арам привлек Сашу к себе и крепко обнял.

— Счастливого возвращения с Красной Армией! — воскликнул он бодро. — И — скорого! Мы будем ждать!.. И сами, конечно, не будем сидеть без дела!

По-матерински обняла Сашу и Розанна. Потом смущенно подала ему руку Сато, и вслед за ней заторопилась протянуть свою ручку Кнарик, опасаясь, как бы с ней не забыли попрощаться…

Пришла пора проститься Саше и Юнусу.

У ворот они долго держали друг друга за руки, не в силах расстаться. И гут оба вспомнили, что они уже расставались однажды у ворот в Черном городе, а жизнь снова и еще крепче их соединила и дала обменяться вином братства. Неужели стали они братьями лишь для того, чтобы теперь разлучиться навек?..

На другой день пароходы с советскими войсками и активом бакинской большевистской организации отчалили от пристаней, взяли курс на север.

На север, в Астрахань, в Советскую Россию!.. Получить там подкрепление людьми и вооружением и скорей вернуться в Баку для борьбы и победы!..

Но то, чего опасались Шаумян и его друзья, случилось: вдогонку советским пароходам «Диктатура» выслала свои военные корабли с требованием вернуться в Баку. Как вскоре выяснилось, обещание беспрепятственно пропустить большевиков в Астрахань вожаки «Диктатуры» дали с провокационной целью: им казалось, что расправиться с советским лагерем будет гораздо легче в море.

Вероломное требование «Диктатуры» было с возмущением отвергнуто большевиками. Тогда военные корабли «Диктатуры» открыли огонь по пассажирским пароходам и нефтеналивным судам, на которых разместились советские войска и актив большевиков-бакинцев. Не имея возможности принять бой с военными кораблями, караван советских судов оказался в тягчайшем положении — число жертв с каждой минутой росло, всему каравану грозила гибель. В этих условиях пришлось выполнить требование «Диктатуры» — вернуться в Баку…

Сходящие с советских судов отряды тотчас разоружались контрреволюционными силами «Диктатуры». Десятки советских руководящих работников были арестованы на пристани и уведены в тюрьму; среди них — Шаумян, Азизбеков, Джапаридзе, Фиолетов.

А вслед за тем началась высылка советских частей в Астрахань, но уже разоруженных, лишенных своих руководителей. Снова высыпали бакинцы на набережную, пробирались на пристани, откуда отходили пароходы с высылаемыми. Многие стремились передать на дорогу узелок с едой, многим хотелось обнять своих друзей и пожелать скорейшего возвращения с победой.

Меньшевики, эсеры, дашнаки, контрреволюционные вожаки из военного флота злорадствовали:

— Вы, смутьяны, хотели в Астрахань, в Советскую Россию? Что ж, теперь — без оружия и без ваших вождей — можете туда беспрепятственно следовать. Счастливого пути!..

Баджи металась по пристани: надо думать, что и Саша где-нибудь здесь.

Она не могла понять: почему отняли у этих людей оружие? Почему многих из них, как говорили, увели в тюрьму? Что они — воры или грабители, какие-нибудь дурные люди? Баджи вспоминала все, что видела на площади, и сама себе отвечала: нет, нет, это — хорошие люди! Они воевали и собирались еще много воевать за правду!

— Са-ша!.. — время от времени взывала она в пространство, сложив руки рупором. — Са-ша!..

Никто теперь не шутил с ней, не называл ее невестой.

— Какого еще тебе Сашу? — участливо спрашивали ее некоторые. — Саш на свете много!

— Филиппова! — восклицала она в ответ. — Красноармейца! Неужели не знаете?