Младшая сестра

В пути мучили зной и жажда, голод и болезни. Офицеры жестоко карали за малейший проступок, полковые муллы грозили лишением райских блаженств за каждый вздох, ибо рай уготован только для тех, кто безропотно отдает свою жизнь во славу аллаха и султана. Много турецкой крови пролито было под Геокчаем, под Кюрдамиром, под Шемахой. Много аскеров полегло у стен Баку под огнем большевистских орудий с Петровской площади в тот памятный жаркий день, когда город, казалось, вот-вот будет взят турками. И только после того, как «Диктатура» выслала в Астрахань советские части, судьба Баку была решена.

Долог и тяжек был путь германо-турок! Но вот наконец город взят — можно вознаградить и потешить себя вволю!

Три дня с разрешения и негласного одобрения командующего «кавказской мусульманской армией» генерал-лейтенанта ферик Нури-паши вознаграждали и тешили себя победители — грабили, убивали, насиловали. Рядом с турецкими регулярными частями, вдохновленные их примером, орудовали мусаватские банды…

Баджи слышит, как, громыхая, въезжает в переулок арба. Кто-то стучится в дверь.

Страшно открывать дверь в такое время: еще нападут, ограбят и убьют. Но Баджи помнит слова Саши: «Жди Юнуса, Баджи! Он придет к тебе. А мы — вернемся!» А вдруг это стучит Юнус? Неужели она во второй раз проглядит брата?

Баджи спускается во двор, долго прислушивается. Кто-то за дверью нетерпеливо переступает с ноги на ногу.

— Кто там? — тихо спрашивает наконец Баджи.

— Открой! — отвечает хриплый голос за дверью.

Голос кажется Баджи знакомым.

— А кто это? — допытывается она.

— Я, Теймур! Имею поручение от Шамси.

Мало приятный гость! Однако если он с поручением от Шамси, надо его впустить.

— Дядя твой велел передать, что скоро вернется, приказал все чисто прибрать к его приезду, — импровизирует Теймур, входя. Он с хозяйским видом прохаживается по дому, разглядывает вещи, трогает их. Баджи неотступно следует за ним, не спуская с него глаз: знает она, что это за птица!

Бот Теймур берется за никелевый самовар.

— Не тронь! — говорит Баджи, вырывая самовар и ставя его на место. Платок сползает у нее с головы, открывая лицо.

Густые ресницы щеточками… Матовые щеки снежным пушком… Белые ровные зубы… Взгляд Теймура скользит по стройной фигурке Баджи… Так вот какова она, эта девчонка, — в его вкусе! Как это он прежде ее не замечал? Или, может быть, она расцвела так в последнее время? Подумать только — плешивого Дадаша дочка!..

Теймур пытается обнять Баджи. Она испуганно отстраняется. Теймур действует настойчивей. Она ловко выскальзывает из его рук. Но Теймур не унимается.

— Я буду кричать! — говорит Баджи решительно.

Кричать? Еще в самом деле, глупая, поднимет крик, сбегутся люди. Теймур решает действовать иначе.

— Я тебе хороший подарок привез, — шепчет он ласково.

— Не самовар ли? — усмехается Баджи, поправляя платок.

— Не веришь? Взгляни за ворота!

Что ж, это можно; за воротами — ближе к людям!

Баджи видит арбу, нагруженную коврами, посудой, одеждой.

«Откуда у него? Награбил, что ли, дьявол?» — соображает она.

— Не могу я принимать подарки без разрешения дяди, я ведь не какая-нибудь!.. — говорит она уклончиво.

«Цену себе набивает! — решает Теймур. — Твое счастье, дура, что ты племянница Шамси, не то разговор был бы иной, и без подарков! Ладно, зайду еще в другой раз, сейчас каждая минута дорога».

Уходя Теймур покровительственно заявляет:

— Если тебя захотят обидеть, скажешь, что будут иметь дело с Теймуром, другом Наджаф-Кули!

Оставшись одна, Баджи грустно усмехается: вот, оказывается, кто ее защитник!..

Три дня бушевали аскеры Нури-паши и мусаватские банды. На четвертый Нури отдал приказ прекратить грабежи и убийства: германская ставка, через начальника германской делегации на Кавказе фон Кресса, торопила с доставкой бакинской нефти — пора было навести в городе порядок.

Убрали трупы, валявшиеся по городу, засыпали песком кровь. На улицах стали появляться прохожие, робко озирающиеся по сторонам.

Баджи решилась выйти из дому.

На одном из перекрестков внимание ее привлекла толпа. Перед турецким патрулем стояли нарядная, в европейской одежде женщина и босой старик в лохмотьях, с золотым браслетом в руке. Женщина пыталась втолковать патрульному, что старик украл у нее этот браслет. Старик, в свою очередь, пытался объяснить, что он нашел браслет на улице, — очевидно, кто-то обронил его. Старик волновался; казалось, он говорил правду. Аскер медлил, не зная, как поступить.

Неожиданно из-за угла показался серый военный автомобиль с флажком.

— Нури-паша! Нури-паша!.. — зашумели в толпе.

Подняв руку, женщина бросилась к автомобилю. Машина резко остановилась. В автомобиле действительно был Нури-паша с одним из немецких офицеров, прикомандированных к его штабу.