Нелегко было в эти дни людям с Петровской площади пробраться на промыслы — патрули «Диктатуры» рыскали по дорогам и делали все, чтоб прервать связь между площадью и рабочими районами, задерживали и обыскивали всех подозреваемых в сочувствии к советской власти, и тем более тех, в ком угадывали большевика.
Саша все же пробрался.
— Мы, наверно, скоро эвакуируемся… — начал он, коротко поздоровавшись с Юнусом, но тот, не дав ему договорить, воскликнул с грустной усмешкой:
— Я думал, ты город обороняешь, а ты, оказывается, путешествовать собрался!
Саша едва не вспыхнул: еще свежи были в памяти суровые дни похода на Ганджу — безводье, недоедание, болезни, тяжелые бои. Но он тотчас овладел собой: надо все объяснить Юнусу, и он поймет.
Юнус внимательно за ним наблюдал. Выгоревшая гимнастерка, стоптанные солдатские сапоги, болезненная желтизна лица и бескровные губы подтверждали, что Саша прошел трудный путь. Полуденное августовское солнце жгло, в воздухе — ни дуновения ветерка, но Саша поеживался точно от озноба.
«Малярия!..» — понял Юнус и, вспомнив Сару, какой та была во время болезни, промолвил участливо и виновато:
— Я не знал, что ты болен… Что ж, если так…
— Малярия меня отсюда не выгнала бы! — ответил Саша со спокойной уверенностью. — Дело в ином… Обороняли мы город до последней минуты, но… — Он вынул из кармана листовку и подал Юнусу. — Прочти!
— «Пролетарская социалистическая оборона Баку превратилась в войну двух империалистических коалиций… Революционного фронта уже нет, а есть фронт империалистический…» — прочел вслух Юнус.
Это было воззвание Бакинского комитета партии большевиков. Оно выражало отношение партии к происходящим событиям, объясняло причину подготовлявшейся эвакуации.
— Партийная конференция определила, что если мы будем сражаться против турок и немцев плечом к плечу с англичанами и с Центрокаспием, то, значит, вступим в сделку с английскими оккупантами, поможем им удержать Баку в руках Англии, — вставил Саша, не дожидаясь, пока Юнус прочтет всю листовку.
— А я слышал, что были предложения оставаться в Баку, дожидаться подкреплений из Астрахани, — заметил Юнус.
— Кое-кто высказывался и так. Но для того, чтобы одновременно бороться против немцев, и турок, и англичан, у нас здесь сейчас недостаточно сил, и мы только зря погубим наших людей. Нашим частям надо эвакуироваться в Астрахань, организоваться там в большую силу, вернуться сюда и восстановить советскую власть. На конференции двадцать два человека были за такую временную эвакуацию, восемь — против. Среди двадцати двух — Шаумян, Джапаридзе, Азизбеков…
— А выпустят ли вас отсюда эта «Диктатура» и англичане? — спросил Юнус.
— Обещают выпустить. Зачем мы им здесь нужны? Впрочем, обещать эти людишки умеют. Степан Георгиевич опасается, что вряд ли они отпустят нас с миром — слишком сильно они нас ненавидят. От них можно всего ожидать. Но другого выхода нет — надо идти на риск!
Они помолчали: слишком горько было говорить об отъезде.
— Как тетя Мария? — спросил Юнус.
Саша пожал плечами.
— Детский сад закрылся… Наверно, тоже временно эвакуируется с советскими частями…
По лицу Юнуса прошла тень: сегодня, видно, не избежать разговоров об отъезде.
Они снова помолчали.
— А что слышно о Баджи? — спросил как бы мимоходом Саша.
— Не видел ее с той поры, как прогнал отсюда… Такую сестру я знать не желаю!
— За то, что сестра хочет жить вместе с тобой?
— Нет! За то, что не хочет брата своего понимать! И наконец… Прошу тебя, Сашка, не лезь в мои дела с Баджи!.. Она — моя сестра, а не твоя!
— Твоя, — спокойно ответил Саша, — я ее у тебя не отнимаю… Но ведь ты сам назвал меня братом — как же ты хочешь, чтобы твою сестру я не считал также и своей?
Юнус смутился: мало того, что он, родной брат, не заботится о сестре, он еще недоволен, если о ней заботится побратим.
— Я не хотел тебя обидеть… — сказал он тихо. — Прости… Но пойми, Саша, что я на нее в большой обиде…
— Не до обид нам в такое время! Нужно быть дружными, как никогда! Неужели не понимаешь?
— Это, конечно, верно…
— Ну, вот… Саша положил руку Юнусу на плечо. — Дай мне слово, что повидаешься с Баджи и отнесешься к ней как брат… — Он пристально взглянул в глаза Юнусу. — Ну!..
Юнус отвел взгляд.
— «Какой ты мне брат?.. До сих пор угла своего не имеем…» Помнишь? — спросил он, и по губам его пробежала горестная усмешка.
— Она еще девчонка и неразумна… Мы, ее братья, должны ей помочь. А что мы, но совести говоря, для нее сделали? Да ровным счетом ничего!..
Юнус почувствовал себя виноватым.
— Пожалуй, в самом деле не следовало ее отпускать…
— Это поправимо!.. Ну, дай же мне слово!
Юнус колебался: трудно было ему преодолеть обиду. Но он представил себе, что снова увидит Баджи и объяснит ей многое, чего она до сих нор не понимает, и они поймут друг друга.
— Ладно! — воскликнул он наконец. — Даю, Сашка, слово!
— Ну вот, так бы и сразу! — облегченно воскликнул в ответ Саша.
Перед тем как уйти с «Апшерона», Саша сказал:
— Хотелось бы мне попрощаться с Арамом Христофоровичем и с тетей Розанной. Славные они люди, особенно старик!