Младшая сестра

— Спать будешь на галерее, скоро весна, — говорит Ана-ханум, снабжал Баджи подстилкой.

— Мягкая! — говорит Баджи, щупая подстилку.

Вечером, глядя в окно галереи на звездное небо,

Баджи размышляет о своей жизни.

Сытно, красиво, приятно живется ей в доме дяди. Аллах великий! Вечный рай и блаженство да будут с отцом за то, что дал он ей такого дядю!

Ковроторговец

Месяц прожила Баджи в доме Шамси, а он ни разу с ней не говорил. Он даже не замечал ее, смотрел как сквозь стекло.

Кем была Баджи? Девчонкой-сиротой, бедной родственницей, взятой им в дом из милости, по доброте сердца.

А кем был Шамси? Вторым отцом, владельцем дома, ковроторговцем.

— Что такое ковер для мусульманина? — любил рассуждать Шамси вслух, перед другими людьми, или про себя. — Совсем не то, что для иноверца — русского, скажем, или немца, англичанина, американца!

Сам он, правда, не общался с немцами, англичанами, американцами и даже не представлял себе, где эти народы живут: лет пять назад впервые в жизни увидел он географическую карту в древней арабской книге, подаренной ему муллой Абдул-Фатахом. Но от агентов но закупке ковров, обивавших пороги магазинов, он знал, что народы эти любят ковры, хоть и используют их лишь как украшение жилища.

Разве только украшением служит ковер для мусульманина? Нет, разумеется, нет! Для мусульманина ковер — преданный спутник жизни, испытанный друг.

Еще до восхода солнца, когда слышны лишь голоса муэдзинов с минаретов мечетей, правоверный совершает на ковре свою первую молитву. На ковре совершаются трапеза и торговые сделки. На ковре ведет хозяин достойную беседу с почетным гостем и весело болтает с другом. На ковре, в одиночестве, с трубкой в зубах, предается он своим тайным мечтам и на ковре же совершает он последнюю, пятую молитву перед сном.

В пути ковер служит «мафрашем» — вместительным дорожным мешком для одежды и пищи, при верховой езде — «хурджином» — переметной сумой. Безворсовые ковры образуют крыши кибиток и арб, защищая кочевников от непогоды, ветра и дождя. Тяжелые ковры с высоким ворсом необходимы в холодных жилищах, чтобы прикрыть земляной пол и сберечь тепло. Из ковровой ткани делают изящные мешки для хлеба и сумки для различных нужд.

Да разве можно перечислить все случаи жизни, где ковер является другом мусульманину? Беспокойным дитятей ползает мусульманин по шелковистой глади ковра в младенческие годы и седым стариком, вытянувшись, находит на нем вечный покой.

При всем этом ковер остается радостью для глаз, особой утехой для знатоков, к числу которых Шамси справедливо причислял и себя.

В комнате, полной ковров, Шамси с одного взгляда распознавал персидский ковер — по нежности красок, изяществу узора. Слепым нужно быть, казалось Шамси, чтобы вмиг не отличить, скажем, казахские ковры, пушистые и блестящие, от текинских — плотных и матовых. Он с легкостью определял на глаз размер ковра в персидских аршинах и число узелков в квадрате, густотканность ковра. И хотя принято было считать, что персидский ковер, как говорится, «шах ковров», Шамси не меньше ценил красоту отечественных изделий. Взять, к примеру, кубинский ковер из селения Чичи, где ткали тонкий узор-крошку, или из селения Пиребедиль, где узор составлялся из очертаний цветов, растений, птиц и животных. До чего же красивы были эти ковры! Красота их раскрылась перед Шамси с особенной силой после того, как он сам, скупая ковры, побывал несколько раз в Кубинском уезде. Богатые леса и сады с разнообразной растительностью окружают селения ковроделов, — Шамси доводилось бывать там в пору весеннего цветения деревьев и осеннего листопада — и весь мир открылся ему, жителю серой Крепости, в красках. После этого, когда он смотрел на ковры из кубинских селений, ему казалось, что мир, представший перед ним в цветении деревьев и в ярком листопаде, перешел на ковры. И он понял, что многие из узоров справедливо называются «цветком яблони», «белой розой», «красной розой», «павлином», «джейраном».

«Искусные ковроткачихи в наших краях», — восхищался Шамси.

Но, правду сказать, еще больше, чем красота, привлекала Шамси в коврах прибыль, которую из любого ковра, при умении, легче выбить, чем пыль. Аллах, как известно, благословляет прибыль с торговли. Шамси умел дешево скупать ковры у ковроделов, в глуши далеких селений, и прибыльно продавать у себя в магазине. Быстрой сменой ковров, набрасывая один на другой, умел он утомить, сбить с толку покупателя и под конец подсунуть и сбыть ковер, который покупатель и не думал приобретать. Особенно ловко проделывал он это с теми, кто мало разбирался в коврах. Что ж, так им и надо!