Младшая сестра

— Но зачем, объясни, прошу тебя, возносит наш казий моления за такое правительство? — спросил осторожно Шамси. — Разве коран одобряет такую власть, когда правят вожди партий, а не царь, поставленный над людьми самим богом?

— Вполне! — ответил Абдул-Фатах. — Тому даже есть доказательство. В давние времена в одну из войн мусульманам грозила опасность и пророк готов был заключить мир с врагом; посоветовавшись, однако, с вождями партий, он уступил их мнению — продолжать войну; война была продолжена, мусульмане одержали победу. Вот как уважал пророк вождей партий!

«Праведный, умный человек Абдул-Фатах, всегда умеет приложить коран к жизни!» — подумал Шамси восхищенно.

Он не знал, что тотчас после создания Временного правительства губернский казий издал для всех казиев и приходских мулл города и губернии предписание подробно знакомить в мечетях своих прихожан с политикой Временного правительства и провозглашать это правительство как единственно желанное для мусульман. Не знал он также и того, что Абдул-Фатах совместно с двумя другими муллами составил по поручению губернского казия новую молитву за Временное правительство.

После беседы с Абдул-Фатахом сомнения Шамси рассеялись. Он стал ревностным сторонником Временного правительства и в мечети столь же прилежно возносил аллаху новую молитву за новое правительство, как прежде за царя и царствующий дом.

Хабибулла укреплял Шамси в этих новых воззрениях.

Сам он целые дни проводил в Исмаилие. Жизнь здесь после свержения царя пошла по иному пути: дом кишел комитетами азербайджанских партий всех мастей и оттенков, лигами, организациями; мирный звон посуды и сладкие звуки ресторанных мелодий «чашки чаю» сменились теперь запальчивыми голосами спорщиков, одобрительными аплодисментами, а подчас и яростным, осуждающим свистом.

И в соответствии с тем, как изменилась жизнь Исмаилие, изменилась и роль, которую прежде играл в ней Хабибулла. Он уже не юлил среди уставленных яствами столиков «чашки чаю» в надежде подладиться к какому-нибудь богачу и скромным маклерством заработать десяток рублей. С красным бантом в петлице, с папкой в руках, деловито спешил он теперь из комнаты в комнату большого здания Исмаилие, организуя диспуты и митинги, раздавая брошюры; или сидел где-нибудь, притулившись в уголке, и строчил заметку для газеты. Дел у Хабибуллы вдруг оказалось по горло.

Охотней всего Хабибулла посещал комнату, которую облюбовали себе члены буржуазно-помещичьей партии «мусават».

Что привлекало его в этой комнате?

Здесь бывали не только тузы-нефтепромышленники, крупные домовладельцы, богачи-ювелиры, судовладельцы — люди, перед которыми Хабибулла хотя и пресмыкался, но которых в глубине души презирал как разжиревших выскочек и невежд. Здесь бывали и образованные люди — инженеры, врачи, адвокаты, — в большинстве своем выходцы из помещичьих, ханских и бекских семей, владевшие землями в восточных губерниях Закавказья, особенно в Елисаветпольской. Поместья не мешали инженерам занимать в Баку места технических руководителей в нефтепромышленных фирмах, а врачам и адвокатам — иметь весьма широкую практику. Короче говоря, здесь находились люди, которых Хабибулла считал солью своего народа.

Хабибулла не забывал про свой потертый пиджак, и псе же с людьми этими он чувствовал себя лучше, чем с богачами-тузами, купцами, торговцами, не говоря уж о людях из народа, о рабочих, с которыми ему, кстати сказать, почти никогда не приходилось общаться, или с крестьянами, которых по сей день ненавидел и боялся. Хабибулле казалось, что он хорошо понимает этих людей в европейских костюмах и шляпах, в крахмальных воротничках, бритых, — таких именно, каким он сам должен был бы стать, не произойди несчастья с Бахрам-беком. Он плоть от плоти, кровь от крови этих людей, несмотря на свой потертый пиджак.

Все эти люди ощутили в себе в ту весну большую силу: глупый царь, ограничивавший даже их, считавших себя цветом Закавказья, перестал существовать. Свержение царя совпало с праздником весны, новрузбайрамом, и они охотно сравнивали себя с ветвями промерзшего за зиму дерева, которому предстоит теперь расцвести. Весеннее солнце, считали они, светит для них.

Как же мог Хабибулла не тянуться к ним — он, слабая ветка, надломленная гибельным вихрем, но не оторвавшаяся от ствола?

— Азербайджанцам теперь будет хорошо! — неслось со всех сторон, и Баджи вслед за всеми повторяла про себя эти слова надежды.

Баджи легко верила вестникам счастья, добрым предзнаменованиям. Как часто и горько впоследствии, уже будучи взрослой, упрекала она себя за это…

Но теперь весеннее небо было безоблачно, дни становились теплей, чахлые деревца в городском саду расцветали. Ничто не предвещало бурь.

В гостях у брата

Надежды, казалось, готовы были осуществиться.

В один из мартовских дней нежданно явился в Крепость Юнус. Племянник и дядя поздравили друг друга со свержением царя, обнялись. При этом дядя брезгливо принюхивался к запаху нефти, исходившему от одежды племянника.