Младшая сестра

Юнус попросил Шамси отпустить Баджи в гости до вечера, и Шамси, пребывавший в последние дни в добром расположении духа и втайне благодарный племяннику за то, что тот не злоупотребляет его гостеприимством, не в силах был отказать. Пусть проведут вместе денек: как-никак — брат и сестра.

Баджи ликовала: на целый день уйдет она из дому, целый день проведет она с братом!

Когда промысловый поезд тронулся, Баджи испуганно схватилась за сиденье. Но тут же поняла, что ей не грозит опасность.

Баджи сидела рядом с братом, смотрела, как пробегают в окне последние городские дома, пригородные лачуги, столбы. Изредка Юнус перебрасывался словцом c ехавшими в поезде рабочими. Баджи вслушивалась, но не могла понять, о чем у них идет речь. Потом в окне появились нефтяные вышки. Аллах праведный! Сколько их было здесь, этих вышек, — больше, чем труб в Черном городе!

С вокзала брат и сестра зашли в мясную лавку.

— Будет ли мягкая? — озабоченно спросил Юнус, щупая баранину.

— Перина шахской жены! — ухмыльнулся мясник, искоса взглянув на Баджи, и отсек кусок.

Дом, в котором жил Юнус, Баджи не понравился — низкий, грязный, не лучше номеров в Черном городе. Особенно ей не понравилась внутренность казармы для одиноких рабочих — ни одного зеркала, ни одного коврика, закопченный потолок.

Во дворе Юнус долго возился подле жаровни, приготовляя шашлык.

Стоя в сторонке, Баджи наблюдала, как неумело насаживает он на вертел куски баранины. Редко, видно, захаживает брат в мясную лавку.

«Невкусно, — думала затем Баджи, с трудом разжевывая жилистое мясо. Плов ей тоже не понравился. — Мало жиру, — определила она про себя. — Не сравнишь с пловом, какой готовит Ана-ханум!»

Обед занял много времени. Едва успели выпить чаю, спустились сумерки. Послышался гудок.

— Надо спешить, — сказал Юнус.

Они пошли к вокзалу. Баджи нарочно медлила: у брата ей, правда, оставаться не хотелось — плохо он живет, — но еще больше не хотелось слушать окрики и понукания Ана-ханум.

Невдалеке от вокзала им встретился пожилой рабочий.

— Не спешите, — сказал тот, — поезд уже ушел.

— Есть еще один, — возразил Юнус. — Последний, ночной.

137

— Его отменили. Говорят, что незачем рабочему человеку по ночам ездить в город.

— А когда же ездить? Днем все работают.

— Кое-кто считает, что нашему брату вообще незачем ездить в город, — с недоброй усмешкой сказал рабочий, продолжая свой путь.

Потоптавшись с минуту на месте, браг и сестра вернулись на промысел. В казарме горел тусклый ночник. Многие уже спали. Юнус уложил Баджи на свою койку незаметно для окружающих и сел на пороге.

Небо был усеяно звездами. Юнус слушал, как дышит Баджи во сне, долго смотрел на звезды и наконец задремал. Вдруг он почувствовал толчок в плечо и открыв глаза, увидел стоящего перед ним промыслового приказчика.

— Ты что, правил не знаешь? — спросил приказчик кивнув в сторону спящей.

— Это моя сестра! — ответил Юнус.

— Все у вас сестры! — усмехнулся приказчик и пальцем указал на табличку, прибитую к стене

Юнус не повернул головы — он и без того знал правило, вывешенное у всех на виду: «Строго воспрещается родным и знакомым оставаться в казарме после 10 часов вечера. Администрация».

— Это моя сестра, сирота, — сказал Юнус, нахмурившись. Она опоздала на поезд, некуда ей идти

— Здесь не ночлежка, не караван-сарай! — сухо ответил приказчик. — Пусть уходит.

— Да не гони ты девчонку! — послышался голос из глубины казармы. В кои-то веки сестра приехала в гости к брату!

В казарме было полутемно, но приказчик по голосу узнал говорившего: опять шумит этот Рагим!

— Я не хозяин, — сказал приказчик, пожав плечами. — Только тебе же, Юнус, хуже будет: узнают — уволят за нарушение промысловых правил. С инженером Куллем ты, надеюсь, знаком?

Юнус молчал. Еще бы не знать промыслового инженера!..

Странно выглядел этот инженер Кулль в глазах рабочих. Все в нем было неопределенно: ни высокий, ни низкий, ни толстый, ни худой, ни добрый, ни злой. Ни рыба ни мясо! Какой он был национальности? Тоже неопределенной: не то из англичан, не то из немцев или из датчан. По-русски он говорил правильно, хотя с акцентом.

Определенным в инженере Кулле было одно: он был пьяница.

Шли среди рабочих разговоры, что в молодости он жил в Америке и работал на нефтепромыслах «Стандарт-ойл». Обладая знаниями, не лишенный способностей, он делал большую карьеру как инженер, но в пьяном виде допустил ряд крупных промахов, был уволен, скомпрометирован и уже не мог нигде устроиться на подходящее место.

Тогда Кулль уехал искать счастья в Россию, в Баку, и стал работать на нефтепромыслах фирмы «Братья Нобель». Русская водка пришлась ему по вкусу еще больше, чем виски, и его стали частенько находить в нефтяных лужах и канавах. Фирму «Братья Нобель» пришлось покинуть и искать местечка поскромней. Такое местечко нашлось на «Апшероне», где жалованье Кулль стал получать в три раза меньшее, чем прежде, но где нравы были не так строги, как среди чопорной немецко-шведской служилой знати фирмы «Братья Нобель».