В некоем царстве, говорилось в той сказке, был царь, и однажды пришел к нему человек из дальней страны и, ничего не сказав, высыпал просо перед царем и его визирями. Ни царь, ни визири не поняли, что он хотел этим сказать. Тогда из толпы, окружавшей царя, вышел ткач с курицей в руках. Он спустил курицу на землю, и она склевала просо, и пришелец, увидев, что просо склевано, скрылся. Царь попросил ткача объяснить, что все это значит. И ткач объяснил: «Пришелец — наш враг; он сказал, что войску его нет числа, как просу, и нам нужно сдаваться; а я, пустив курицу к просу, ответил ему, что один наш воин уничтожит все вражье войско». Понравилось это царю и наградил он ткача за ум.
— С неба упали три яблока: одно тому, кто рассказал, другое тому, кто слушал, третье — всему белу свету! — закончила Сато, как заправская армянская сказочница.
Баджи замотала головой:
— Ты неверно рассказываешь — курицу спустил не ткач, а портной.
— Нет, ткач, — сказала Сато.
— Портной! — настаивала Баджи. И она повторила сказку почти дословно, только вместо ткача действовал в сказке портной.
— Все равно — ткач! — упрямилась Сато. — Мне так бабушка рассказывала.
— А мне мать говорила. Моя сказка правильнее!
Они едва не поссорились.
— Чего вы спорите? — вмешался Арам, отхлебывая чай. — Армяне рассказывают про ткача, а азербайджанцы — про портного. Каждый народ — по-своему. А вот самый-то смысл сказки обе вы позабыли рассказать!
— Позабыли? — вырвалось у Сато.
— Разумеется, позабыли! Умный ткач-отгадчик сказал царю в ответ на награду: «Знай, царь, что среди простых людей есть более умные люди, чем твои визири; уважай отныне ткачей, портных, сапожников!» Понятно? — и Арам рассмеялся: — Эх вы, сказочницы!..
Девочки смутились.
Одну и ту же сказку, оказывается, рассказывали они друг другу, дочери двух народов, и спорили между собой, чья сказка лучше.
Вскоре явился Юнус.
— Надо бы мне свести сестру к дяде Газанфару, не то он обидится, когда узнает, что сестра была на промыслах и его не навестила, — сказал Юнус. — Они ведь давнишние друзья.
Баджи закивала головой: именно так — давнишние друзья.
— Давай проводим нашу гостью к Газанфару, — предложил Арам Розанне. — Кстати, и мне нужно его повидать — выяснить один важный вопрос.
Когда речь заходила о Газанфаре, у Арама всегда находился в запасе такой важный вопрос.
— Что ж, дело гостей — прийти, а хозяев — хорошо их принять и проводить, — ответила Розанна но пословице и накинула на себя платок.
Газанфар жил в большой комнате, разделенной посредине дощатой некрашеной перегородкой. На одной половине стояла узкая железная кровать, покрытая грубым солдатским одеялом, на другой — большой стол, заваленный книгами и газетами, а в углу, на табуретке, — закопченный чайник и невымытая посуда. Одно из многих неуютных холостяцких жилищ!
Когда гости вошли, хозяин сидел за столом в облаках табачного дыма и что-то писал — готовился к выступлению на рабочем собрании.
Выступать на таких собраниях Газанфару теперь приходилось почти ежедневно. Время было горячее. В революционный Петроград вернулся из Туруханской ссылки Сталин, прибыл из эмиграции Ленин. С каждым днем все громче звучал призыв: «Вся власть Советам!» Долетел он и до Баку. В Бакинском комитете партии большевиков, во всех районных комитетах, во всех ячейках кипела работа — нужно было разъяснять рабочим большевистскую политику, разоблачать меньшевиков, эсеров, мусаватистов, дашнаков, нужно было завоевать массы, завоевать большинство в Советах.
Хватало работы Газанфару и его товарищам!
«Тоже небогато живет!» — подумала Баджи, едва переступив порог комнаты Газанфара, но увидя, как лицо хозяина расплылось в приветливую улыбку, сама приветливо заулыбалась и бросилась к нему навстречу.
— Бей! — как обычно, приветствовал ее Газанфар, подставляя свою большую руку.
Баджи, смеясь, ударила.
— Бей сильней: иначе — не чувствую!
Баджи ударила сильней.
— Еще сильней! — подзадоривал Газанфар.
Баджи ударила изо всех сил.
— Теперь, пожалуй, почувствовал! — удовлетворенно произнес Газанфар, потирая руку.
Баджи окинула присутствующих самодовольным взглядом: не всегда же ей быть такой слабенькой, как прежде, в детстве.
Розанна подошла к окну, по-хозяйски раскрыла его. Свежий весенний воздух ворвался в комнату.
— Видно, что некому за тобой присматривать, Газанфар! — промолвила она с укоризной. — Начадил так, что не продохнуть! Я вот моему Араму чадить в комнате не разрешаю — пожалуйста, на кухню или в коридор!
Газанфар взглянул на Арама в ожидании поддержки, но тот только беспомощно развел руками: разве с такой женщиной, как Розанна, сладишь?
— Когда же ты, Газанфар, женишься? — продолжала Розанна, сметая пыль с окна неизвестно откуда взявшейся тряпкой. — Четвертый десяток, благодарение богу, пошел мужчине, а он все сидит в бобылях!
— Когда свергнем Временное правительство, тогда я женюсь! — не то шутя, не то всерьез ответил Газанфар. Обещаю тебе при свидетелях, тетя Розанна!
Розанна неодобрительно покачала головой.