Часа через полтора услышал приближающиеся шаги. Приготовившись, подобрался, отёр пот со лба, приложил к плечу карабин. На тропу вышли два мужика, несущих Маринку, безвольно лежащую на грубых – из рубленых жердей – носилках. Рядом с ними, не отрывая взгляда от бледного лица матери, держа её за руку, шагал давешний мальчонка. Уставшие мужики шли быстро, поэтому паренёк, чтобы не отстать, то и дело переходил на бег. Сзади, понурившись, вытирая рукой постоянно набегавшие слёзы, брел Степан. Мальчик, не оглядываясь на отца, постоянно спрашивал:
– Батько! Вона же ни вмерла? Вона же встанат? Мамку же виликують?
– Ни вмерла сынку, – словно в бреду, отвечал на вопросы паренька Степан. – Вона встанат, не плач сынку…
Процессия давно скрылась из виду. Птицы, примолкшие было от людского говора, вновь раскрасили лесную чащу своими переливистыми трелями. Всё вокруг жило, цвело и радовало глаз. Один Алексей, оперевшись щекой о приклад карабина, – окаменел! Лишь слёзы из расширенных от ужаса глаз молча стекали по щекам солдата.
Глава тринадцатая
До вечера, словно в бреду, не разбирая дороги, не таясь, двигался по лесу на восток. Продукты в потяжелевшей сухарной сумке самим своим весом напоминали о содеянном. Заставляли думать, искать оправданий и, не находя их, – злиться! Не давала покоя мысль: смерть женщины – из-за конфликта вокруг шмата сала да горбушки хлеба?! Какая же она – цена человеческой жизни? И что он за защитник такой, убивающий за еду тех, кого обязан защищать?!
Но с другой стороны, цену эту человек себе назначает сам. Вот Маринка с мужем готовы были отстаивать свою снедь, не побоявшись взять на себя смертный грех. Убивали не задумываясь, привычно, с огоньком даже. Да и гранаты с винтовками просто так на земле не валяются. А у этих целый арсенал! Ещё неизвестно, каким по счёту стал бы Лешка в том списке сгинувших от их рук солдат. За то и поплатились! Хотя… Лёха прекрасно отдавал себе отчёт в том, что после произошедшего ни Степан, ни сын его, ни селяне не упустят случая вылить свою злость на красноармейцах, всё ещё блуждающих в местных дебрях. И что стрелять надо было не в Маринку, а в её мужа. Однако погляди – чувства взыграли! Отвергнутый, блин, любовник! Теперь, считай, подранка за спиной оставил. Вернуться добить? А с сыном что делать? С остальными мужиками? С их сёстрами, братьями?
Всё, проехали, слюни, сопли в сторону – он воин и в своём праве! На его личном счету фашистов около десятка и ещё больше будет! Много больше! А потому – с дороги! Если придётся снова брать провиант с боем, хоть у военных, хоть у гражданских – убьёт не задумываясь! Полегчало…
Переплавился через несколько небольших рек. Подкравшись, рывком пересекал попадавшиеся по ходу движения автомобильные и железнодорожные пути. Встретил отряд красноармейцев с комиссаром во главе. Равнодушно предъявил документы, показал имущество, объяснил его происхождение как трофеи с убитого им немца. Изрядно заросший щетиной политрук позарился было на бритвенные принадлежности. Спокойно, без эмоций отказал. При этом прежний Лёшка изнутри с удивлением глядел на себя нынешнего. Ещё пару дней назад просьба командира была для Алексея сродни приказу, а теперь вот нет. С отрядом не пошёл, да они особо и не настаивали, так, предложили только…
Ужин у маленькой, в метр шириной речушки, ночь без костра в лесу. Утренний холод от воды, завтрак, сборы и опять в путь.
Через пару часов ходьбы дорогу снова пересекла река. Выше по течению на взгорке, утопая в зелени, виднелся хутор. Прямо перед Лёшкой, на пологом берегу, раздевшись до исподнего, стирали бельё бабы. Множество чистых кальсон, трусов, маек и рубах висело на растянутых между деревьями верёвках. Чуть дальше, раскинутые по веткам кустарника, сохли тяжёлые от воды шинели, гимнастёрки и галифе. На пригорке в длинную шеренгу выстроились армейские сапоги и ботинки. Сваленное в кучу, лежало на берегу оружие и другая военная амуниция.
Телега, двое подростков, сбрасывающих на песок у воды кроваво-грязные вещи. Толстущие девки, в белых до колен рубахах, густо заляпанных красно-жёлтыми разводами, то добро брезгливо сортирующие и разносящие на замочку по разным запрудам.
В принципе всё было ясно – вещи с убитых. Понятна и деревенская логика: чего добру пропадать?! Вопрос состоял только в том, кто тех солдат побил? По своему опыту, Лёха не исключал, что и сами же селяне могли руку приложить. Хотя навряд ли – слишком много погибших. Ну да сейчас разберёмся…
Дождавшись, когда пустая телега, преодолев брод, громыхая на кочках, скрылась за хатами, Лёшка, не таясь, вышел из кустов. Бабы при виде вооружённого оборванца взвизгнули и стайкой настороженно замерли за спиной у властного вида старухи.
– Ты хто таков?! – задрав подбородок, повелительно спросила бабка.