Младший сержант Алексей Крайнов

Побежал. Трусцой перебравшись через пустующую дорогу, прихрамывая, засеменил по полю. Сумка, намокнув, стала легче: в драке лопнул резиновый пузырь с водой. Всё-таки глупость придумали фашисты. Больно хрупкое приспособление для переноски жидкости.

Ближе к концу пути, запыхавшись, перешёл на шаг. Вообще-то, до войны бегать на такие расстояния было для Алексея сущим пустяком. Но то ли нервное перенапряжение, то ли сбивала дыхание хромая нога, в общем – силы кончились! Да и лес был уже рядом – метров триста, четыреста…

Свист пуль Лёшка сначала не распознал. Собственная одышка заглушала щелчки далёких выстрелов. Зато когда понял, что за «птички» поют над его головой, откуда только силы взялись?! Оставшиеся до чащи метры пролетал как на крыльях.

Вломившись в заросли, спрятался за ствол дерева, оглянулся. Семеро верховых, метрах в шестистах. В отличие от Лёхи, посевы не травят, скачут по меже. Оружные. Идут ходко – рысью, то и дело переходящей в галоп.

Было бы у Алексея с десяток патронов, подпустил бы поближе и… А с четырьмя выстрелами чего навоюешь? Только бежать! Да не в лес. Они его лучше Лёшки знают, мигом поймают. Надо по параллельной меже, чтобы в посевах не наследить, ползком обратно, в поле. А пока задержать издали.

Бить с четырёхсот уже метров из незнакомого оружия по скачущему всаднику – дело пустое: не попасть. Упёршись плечом в ствол дерева, взял на прицел ближнего к нему коня. Пеньком мушки – под грудину лошади, и даже пониже ещё. Упреждение. На выдохе – выстрел. Подождал. Ничего! Промазал! Не выпуская кавалькаду из поля зрения, двинулся вдоль кромки леса. Вдруг секунд через десять конь, в которого стрелял, словно опьянев, запутался в ногах и через голову, подминая собой всадника, грохнулся на спину. Остальные преследователи, резко натянув поводья, остановились, сгрудившись вокруг лежащего на земле товарища. Затем, видимо, поняв, что вызвало падение всадника, хлопцы ужами соскользнули с лошадей, растворившись в густой траве межи.

Отлично! У Лёшки появилось время! Теперь можно было уходить в лес, а не прятаться в бурьяне, гадая – заметят или нет. Осторожно, пятясь в чащу, на грани слуха – нет, не услышал – скорее, почувствовал лошадиное фырканье из глубины зарослей. Затем удар кулаком по лошадиной же морде, это фырканье прекративший.

Какой же он дурак! Эти семеро гнали его в ловушку! Основные охотники уже были в лесу, поджидая, когда испуганный «коммунист» сам на них выйдет. Пришлось снова менять планы на первоначальные: бегом вдоль кромки леса до ближайшей межи и ползти, ползти, ползти…

Часа через полтора, изрядно подпортив немецкие штаны в районе колен и окончательно дорвав гимнастёрку, уставшим оборванцем вернулся к речке. За продолжением погони наблюдать не стал, а, пробравшись к месту стычки с пацанами, тщательно осмотрел берег.

Нашёл удилище с заводским крючком и нейлоновой леской, пару остывших картофелин, соломенную шляпу и – коробок с солью! А что ещё нужно для счастья? Разделся до трусов, переправился через реку, залез в дремучие камыши, постирал, развесил в зарослях одежду, и как был в трусах и шляпе, накопав червей, особо не скрываясь, уселся рыбачить в полукилометре выше по течению. Сзади по дороге, нет-нет, да проносились немецкие машины, но Лёхе на них было наплевать – он рыбак! До вечера людей на берегу так и не появилось, а вот рыба клевала неплохо. Поймав пару мелких окуньков, используя их вместо наживки, Лешке удалось вытащить из реки четырёх среднего размера щучек.

Очистив и порезав на куски добычу, завернул посоленную рыбу в письма Ганса. Припрятал в сумку и снятые с удилища рыбацкие принадлежности. Оделся в чистое, перебежал грунтовку и двинулся в обратном направлении – на запад…

Пройдя несколько сот метров, повернул на север – вдоль дороги. Шоссе же, с проходившими по ней военными машинами, оставил по правую руку на пределе видимости. Когда совсем стемнело, набрёл на лощину. Чертыхаясь на промокшие в сумке спички, с десятой попытки развёл-таки небольшой костерок.

Щука, жаренная на огне, да с разогретой картошкой! Съел всё! Как убитый спал до утреннего тумана. Проснулся от жажды и холода. Двадцать отжиманий согрели тело, а покрытая ряской, болотного вкуса вода в ста метрах ниже по лощине – избавила от жажды и остатков сна.

Продолжил было движение на север, однако, разглядев впереди большой город, свернул к шоссе. Улучив момент, перебежал дорогу, голышом снова форсировал реку и вошёл в лес.

До вечера преодолевая косогоры, продолжал двигаться в восточном направлении. Неуютно, на голодный желудок переночевал. С рассветом, бурча животом, зашагал дальше, дав себе обещание – при первой же возможности во что бы то ни стало раздобыть еды. Через час пути с холма разглядел небольшое селение. Обойдя его, подошёл к северо-восточной окраине. Там, по Лёхиным наблюдениям, дома ближе всего подходили к кронам деревьев.