Млечный путь (СИ)

Тот парень роняет стакан. Брызгами эмоций алкоголь выплескивается и взлетает над осколками в переливах лучей цветного света. Ньют истерично смеется, откидывает волосы назад, говорит парню, что в первый раз так много не пьют, и скидывает его с колен. И утягивает за собой куда-то в толпу толкающихся теней, притворяющихся людьми. Ньют и этот парень без имени. Почти обратившийся в пустую тень Ньют и этот невинный любящий кофе мальчик, не имеющий имени. Сияющий в полутьме ослепительным белым пятном. Прицепившийся к Ньюту и отвечающий на пьяные поцелуи раз за разом. Для Ньюта — все как всегда. Для этого парня — подобное в первый раз. Ньют готов открыть ему свой мир хотя бы в эту ночь. Потому что совсем скоро она закончится, а он не вспомнит ничего.

И все кружится и поглощает их тела в дыму.

***

Как заставить себя подняться? Как перестать чувствовать мерзкий запах блевотины вокруг? Как дать мышцам приказ вновь обрести силы и возможность двигаться? А как понять, жив ли ты еще или эта боль — уже начавшийся по ту сторону ад? И что делать дальше со своей жизнью, если невозможно перестать ее ломать? И что делать дальше со своей жизнью, Ньют не знает.

А вены протестующе вопят, и молят, и просят все это прекратить. Но в ушах и голове пульсирует такой оглушительный гул, так громко, слишком громко, чтобы Ньют мог что-то услышать. Чтобы хотел что-то услышать. Чтобы хотел что-то менять и прекращать целенаправленное самоуничтожение. Крошатся камнями кости, и скручиваются лианами мышцы, разрываются тросами вены, рассыпается древним прахом память. Этого недостаточно, чтобы остановиться.

Ньют разгребает себе путь к выходу между тел, бутылок, окурков и чего-то шуршащего, каких-то упаковок, перепачканных непонятно чем. Ньют ползет к выходу. Ньют едва ли может разогнуться, но спину пригибает к земле. Ньют сводит брови, сжимает кулаки и зубы, а боль топит его в ледяном океане. Но плавать Ньют не умеет.

Ветер свежестью бьет в лицо, вырывает из плена губ низкий стон и приглушает на секунду боль. Так хорошо бывает очень редко. Жгут нельзя накладывать больше, чем на два часа. Но боль — наложенный когда-то давно жгут, который никто не может снять, и она убивает, терзает, выпивает до дна — как бутыль дорогого вина.

Но волна ледяного океана вновь накрывает с головой, и снова сводит судорогой все тело.

Не держат ноги — с треском ломаются кости, приходится срочно прислониться спиной к стене холодного серого кирпича. Ньют поднимает в небо глаза. Должно быть, собирается дождь. Грязный серый мрамор туч нависает над головой и грозится обрушиться, раздавить, расплющить об асфальт.

Очередная сигарета у Ньюта в зубах. Но бесполезная совсем — нигде нет зажигалки или спичек. Он стекает по стене на землю и следит безжизненными глазами за проходящими мимо людьми, начинающими новый день. Они живут и работают, учатся и веселятся, встречаются, радуются, грустят. Они живут, а Ньют сгорает и издалека наблюдает за ними. А они проходят мимо и не замечают, как потерянный парень корчится от собственного бессилия и слабости.

Но один не прошел. Худые ноги в потертых серых джинсах, заляпанных, с какими-то разводами, и в кедах, облитых тоже неизвестно чем, и эти ноги, мелькнув перед глазами, приносят к Ньюту неравнодушного соседа. Окутанного сизыми змейками дыма, передвигающегося с болью, но живого и теплого. Он садится прямо на землю, не боясь, и морщится совсем чуть-чуть. Равнодушно, наплевательски, но подсаживается к Ньюту, как к старому другу.

Парень, у которого нет имени, молчит и выпускает от себя сизых змеек, с которыми пришел. Они ведь знакомы? Ньют поворачивается к парню, у которого нет имени, и долго рассматривает мерцающими в звездах глазами. А оленьи глаза напротив, такие невинные, полные любопытства, отвечают сожалеющим взглядом. Ньют криво усмехается, склоняется к парню, у которого нет имени, зажимает меж двумя пальцами сигарету посильнее. Прикуривает от чужой совсем бессовестно, но парень, у которого нет имени, не против. Они ведь знакомы, так?

Все, что Ньюту приходит с затяжкой и покалыванием кончиков пальцев, это то, что парень, у которого нет имени, познакомился с Ньютом лишь ночью и был с ним до самого утра. И обычно Ньют не продолжает общение после такой ночи, но почему-то сегодня все идет не по плану.

— Я совсем не помню, как тебя зовут, — он откидывает быстро истлевшую сигарету, отправляет ее умирать одну на земле. Тонкая струйка дыма духом ее тела взлетает в небеса. К ней присоединяется вторая.

— Пил бы меньше, чтоб помнить, — парень, у которого нет имени, говорит хрипло и насмешливо. Ньют хмурится. Ему плевать. Он будет вливать в себя алкоголь, чтобы болью запить боль. Парень без имени теряет еще и голос. Голос не возвращается до тех пор, пока безымянный парень не прикуривает еще. И имя, и голос, и дым — взрывом взмывает в воздух. И вдох. — Томас.