Мне есть что вам сказать

Я говорю ему, что в последнем бонкбастере[293] Эдвины Карри[294] он изображен как Бамптон, толстопузый министр здравоохранения, любитель сигар из Мидлендса, глава традиционного семейства, отец двух детей. Бамптон – циничный сексист, постоянно унижает героиню. Рассмотрим эти обвинения Карри по порядку.

Толстопузый? Это Кларк. «Я похож на человека, который специально прикладывает усилия, чтобы быть в форме? У меня просто крепкое здоровье, – говорит человек, который был прекрасным ходячим упреком патернализму иных министров здравоохранения. – Я люблю ходить пешком, наблюдать за птицами».

Сигары курит? Ставим галочку.

Традиционный брак? Жена Кларка Джиллиан чрезвычайно умный историк по средневековой истории, выглядит как тетушка и не похожа на героинь Эдвины Карри. К тому же, говорят, Кларки преданы друг другу. Мидлендс? Да, там Кларк работал барристером в течение шести лет.

Двое детей? В самую точку, Эдвина. Оба женаты. Дети Кларка получили образование в старых добрых традициях тори «единой нации», после окончания государственной начальной школы в 11 лет перешли в частный сектор. «Я прошел тот же процесс, что и г-н Блэр, но в моем случае не было лицемерия и кризиса сознания», – говорит он.

А как насчет обвинений в сексизме, г-н Кларк? Вы не поддержали Эдвину, когда она, будучи замминистра вашего министерства, вынесла свою фетву в отношении яиц?

«Да, она была недовольна мной во время всей этой истории с яйцами – несмотря на то что я до последнего противился ее увольнению. Я пытался защитить ее.

Она, она сейчас критикует меня за то, что я сказал ей прекратить делать публичные заявления, но я сделал это, потому что она упорно повторяла одну и ту же ошибку. Она заявляет, что это сексизм. Но это чушь, полная чушь. Я считаю, что далек от половой дискриминации. Вряд ли кто-то вообще в мире считает меня сексистом».

Но у Кларка гораздо более могущественные оппоненты на противоположной стороне партии: новые правые – не буду называть их имена – считают его последним и самым опасным представителем так называемых «мокрых»[295].

«Если вы попросите меня ответить моим критикам из правого крыла, у которых, как мне сказали, я действительно вызываю опасения, то меня это ставит в тупик, – говорит Кларк. – Потому что я причисляю себя к последовательным сторонникам рыночной экономики, умеренно ортодоксальным».

«Некоторые из современных тэтчеристов, по-моему, к таковым не относятся. Не буду называть имен. Но люди, которые заявляют, что они тэтчеристы, придерживаются взглядов, совершенно отличных от взглядов правительства Тэтчер. Десять лет назад, когда реформы здравоохранения переживали самый трудный момент, меня считали крайне правым, довольно крутым консерватором».

«Это Европа, – говорит он печально. Этот вопрос поднимает он, не я. – У людей сложилось странное понятие, что если вы еврофил, то вы – левый. Если евроскептик, вы – правый».

«Я не считаю себя федералистом и никогда им не был. Я верю в союз национальных государств», – говорит он. Конечно, г-н Кларк. Но вопрос в единой валюте, горячим сторонником которой вы являетесь.

«Мне симпатична эта идея, – говорит он, хотя и пускается в обычные рассуждения относительно сближения экономических систем. – Думаю, если это случится, то в решении, вступать в валютный союз или нет, многое зависит от нас».

Коллега, министр кабинета, говорит, когда придет время, Кларк возглавит отколовшуюся группу из 40 тори, которые выступают за единую валюту. Этот момент может никогда не наступить. Но если он наступит, то мы точно знаем, какую позицию займет Кен Кларк, и это хорошо.

4 марта 1996 г., The Daily Telegraph

Клэр Шорт

Кем бы ни был тот, кто занимается связями с общественностью у Клэр Шорт, он делает это прекрасно. Упреждающие восторги в ее адрес становились все более утомительными. Едва кто-то слышал, что я собираюсь встретиться с представителем министерства транспорта лейбористов, тут же начинал взахлеб: «О, Клэр! Мой дорогой! Она вам понравится!»

«Вы влюбитесь в нее!» Такое, вероятно, несокрушимое обаяние. Цыганское очарование. Такое аутентичное, такое реальное. Я был уверен, что ей совсем не нравится ее общественный имидж.

Мне сказали: «Забудь, что таблоиды пытались описать ее как “зануду” Клэр, беспощадного преследователя торговцев голыми грудями и задницами, воинственную бездетную фенианскую феминистку с кривыми зубами, крайне левых взглядов». И конечно, чем больше меня тянуло ознакомиться с жизненным опытом Клэр Шорт, тем большая меня охватывала печаль.

Никому не хочется, чтобы о нем сплетничали. Мы, журналисты, десперадо[296] и профессиональные циники. Нам нелегко отказаться от наших предубеждений. Поэтому я вошел в ее офис на Миллбанк, 7, готовый разоблачить старую каргу-сталинистку; но часом позже вышел с чувством, что повержен сам.