Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера

Но помилуйте, нам только что толковали о «эмоциональной расхлябанности», о беспредельной, как выразился Г.Адамович, пассивности «слабой, себялюбивой души» — все, что якобы оставалось у Чайковского «для жизни» (мороз по коже!). Так что же тогда, если не душа, вложено композитором в свою музыку? Не могло же у него быть две души! Вообще-то, Адамович не так уж далек от истины, утверждая, что «в искусстве искал он освобождения, в нем создал личность, как будто «из ничего», ценой, вероятно, мучительной внутренней борьбы и огромного напряжения.» Вот только неверно же расставлены все акценты! Что из того, если взлеты и вправду порой давались Чайковскому ценой колоссального напряжения? — «Не из себя ты творишь, но выше себя», — как замечательно сказал Карел Чапек. Тем значительней его победа — над внешними обстоятельствами, судьбой и самим собой. Последнее особенно важно, ибо Чайковский был безусловно больной (по понятиям того времени) человек и тяжко страдал из-за этого, но он неизменно поднимался над своей болезнью силой духа, чего бы никогда не смог сделать действительно слабый, едва ли не ничтожный человек.

Да, в искусстве искал он освобождения, но не «из ничего» в нем создал он личность, притом героическую личность, заметьте! Да и не создал ее он — явил. Ибо истинной жизнью Чайковского, как и всякого гения, было именно творчество, а не то падение, которое является жизнью для нас. Просто он, как мало кто другой, даже гений, не был рожден для «земли».

А его дневники... Да мало ли что может написать на бумаге больной страдающий человек, ведь для себя он это писал — не для других. Во всяком случае, его письма не свидетельствуют ни о ничтожестве, ни даже о «литературной безвкусице» — скорее, наоборот.

Повторяю: каким бы ни казался Чайковский «в жизни», то есть в быту, истинный лик его прекрасен, благороден и героичен. Об этом неопровержимо свидетельствует то единственное, что дает нам возможность заглянуть в его душу: его музыка.

И все-таки есть у Чайковского одно произведение действительно безысходно трагическое. Впрочем, таким ему и положено быть — Трио «Памяти великого художника» или, уж не знаю, что правильно, — «артиста»; называют и так, и этак. В любом случае речь идет о Николае Рубинштейне. Долгое время я никак не мог взять в толк: к чему эти не такие уж красивые, едва ли не назойливые вариации на русскую тему во второй части? Хоровод смерти!!!

ТРИО ЧАЙКОВСКОГО

/на концерте С. Рихтера, О. Кагана и Н. Гутман/

Памяти скрипача Олега Кагана

                   Возвышенная скорбь?..

А этот русский хоровод, казалось бы некстати?

                     Нет, нет и нет!

   Светлая память?.. Романтические слезы?..

                            Нет! —

   Это Жизнь и Смерть в извечной их борьбе

        В минуты торжества последней,

                  Ее триумф, апофеоз!

 Сад черных роз, в пустынных льдах цветущий.

                   Светлая память...

              Шабаш сил бездушных!

      Всепобеждающий злой гений Сатаны,

      Стенания души средь хаоса и тьмы,

    И надо всем — Рояль, вершитель судеб!

                Всесильный Колокол,

                  Верховный Судия,

     Он сам же над содеянным рыдает...

                  Молчите лучше,

         Вы же слышали: свершилось

                  Непоправимое!

             Конец, конец всему.

Но хватит трагического. В конце концов, у Чайковского немало и светоносной музыки, к примеру его очаровательная Первая симфония «Зимние грезы». Попробуем не получится ли у нас чего-либо созвучного в стихах, пусть это будет скорее не симфония, а всего лишь сюита.

ЗИМНИЕ ГРЕЗЫ

         На берегу залива,

        Стесненного зимой,

   Есть холм с растущей криво

         Безверхою сосной.

      Внизу нагроможденье

    Обломков острых льдин,

      Как будто загражденье

       Из надолбов пред ним.

    Ни границ, ни расстояний

      Нет за этим рубежом —

        В море белого сиянья

      Мир бесследно погружен.

   Странный свет опустошает

        И затягивает взгляд;

     Где исчезли, где смешались

               Небо и земля?

   И только узкий лыжный след

           Тропинкою связной

     Оттуда, как из бездны лет,

        Приходит в мир земной.