Мне не жаль...(СИ)

— Хотя бы одним глазком увидеть их, — вздохнула Аделаида, подперев щёку кулаком. Они сидели на веранде и пили чай, пока Дмитрий и старший брат Курякиной, Николай, вышли посмотреть коллекцию ружей графа. Натали вздохнула, прекрасно понимая стремление юной барышни — едва ли её отцу хватит денег свозить её хотя бы на один сезон. У самой графини никогда не было подобных терзаний. Она родилась в знатной и богатой семье, получила блестящее образование, была помолвлена с одним из самых именитых дворян России… Натали хотелось бы сказать, что она вспоминала об Андрее, но это было бы ложью. Только теперь она поняла в полной мере слова Александра о любви, что он объяснял ей на камнях…[1]

Андрей был яркой вспышкой, первой влюблённостью, не пошедшей проверку временем. Тогда она не смогла простить ему измену. А Александру не могла бы поставить в укор даже взгляд на другую женщину. Лишь бы её любил…

— А он красивый? Говорят, красивый, жуть как!

Аделаида, видно, давно пыталась привлечь внимание Натали, и та, встрепенувшись, обратила свой взор к девушке.

— Цесаревич! Наталья Александровна, вы же видели его? Каков он, наш будущий царь?

— Хорош, конечно же, — улыбнулась невольно Натали, кладя руку на живот. — Все были в него влюблены хотя бы немножечко. — Она подняла пальцы, показывая расстояние чуть больше дюйма.

— Вы, видно, шутите! — воскликнула Аделаида, начиная рассуждать о прелестях наследных принцев, но Натали уже не слушала. Внизу живота потянуло, словно туда приделали канат, и она замерла, прислушиваясь к ощущениям. А после меж ног разлилось горячим, и Натали невольно вскрикнула, хватаясь за живот.

Суета следующих минут сложилась в часы, в которых Натали забылась. Курякины, невзирая на любопытство Аделаиды, отбыли домой, а имение наполнилось суетой и шумом. Дмитрий послал за Вилье в Петербург, надеясь лишь, что сил местной повитухи хватит на то, чтобы помочь Натали до приезда врача.

Часы тянулись мучительно медленно, а протяжные стоны, разносящиеся по дому, были тем страшнее, чем реже они звучали. Натали почти не кричала. Лишь изредка до Дмитрия доносился полный муки стон. Граф бродил по кабинету, заложив руки за спину, огрызаясь на все попытки слуг закрыть дверь, ведущую на лестницу. Он старался не думать о том, что может вот-вот лишиться Натали. Но мысли ядовитым туманом расползались по душе, подкидывая картины его будущего: Натали больше нет, а он вынужден воспитывать ребёнка цесаревича, выдавая его за своего…

— Как она?

Дмитрию поначалу показалось, что он грезит — голос, что раздался над головой, не мог принадлежать цесаревичу. Но это было правдой. Он стоял перед ним, нервно стискивая белоснежные перчатки в руках. Его лицо выдавало такое беспокойство, что впору было сочувствовать, но у Дмитрия сейчас не было на это сил. Он лишь неопределённо качнул головой, пожал плечами.

— Я прибыл с Вилье, — начал Александр, бросая, наконец, перчатки на стол, и останавливаясь в метре от Дмитрия у окна. — Собирался ехать в Красное село завтра, но…

Новый стон разнёсся по дому, заставив обоих мужчин испугано вскинуть головы. Объяснения причин, по которым цесаревич оказался здесь, были совершенно излишни — всё отражалось в его лице, в помертвевших губах, стиснутых в узкую полоску. Глубоко вздохнув, Дмитрий вновь отвернулся к окну: все мысли о сопернике и его чувствах сейчас стали совершенно неважны. Только бы с Натали всё было в порядке. Он готов был ждать, а если понадобится — вновь отдать Александру, только бы она была жива. Во всём доме было тихо, даже слуги ходили неслышными тенями, накрывая стол в кабинете. Впрочем, ни Дмитрий, ни Александр не обратили на это ни малейшего внимания. Кровь шумела в ушах, сердце то замирало, то начинало биться, как заполошное, стоило раздаться новому крику. Не хотелось думать, что они стихают, становятся слабее, что тени сгущаются в кабинете, обступают, или это только так кажется?

Александр, тяжело облокотившись о колени, обхватил голову, боясь лишний раз вздохнуть, а Дмитрий, прислонившись лбом к окну, бездумно наблюдал за тем, как темнеет лес далеко впереди, сливаясь в сумерках в сплошную чёрную полосу. Наверное, надо было что-то говорить, хоть о чём-то завести разговор, но молчание сейчас было красноречивее всех слов, оно вдруг объединило их, стирая различия. Помыслы обоих сейчас сосредоточились на Натали, и в глазах плескались одинаковые надежда и отчаяние. Протяжный громкий крик заставил испуганно вскинуться, переглянуться. Александр поднялся, не находя слов от ужаса, что разлился в груди. Дмитрий с какой-то сумасшедшей тоской посмотрел на дверь, прислушиваясь к шагам в коридоре. Заплакал ребёнок, звонко, пронзительно, но никто не сдвинулся с места, и когда на пороге появился Вилье, слова застряли в горле, только две пары глаз уставились на лейб-медика.

— С графиней всё в порядке, — начал он, правильно истолковав молчание. — Если не разовьётся горячка, в чём я лично сомневаюсь, к утру уже может вставать с кровати.