Мне сказали прийти одной

Я ответила, что, увы, нет.

– Здесь было так много людей, но их родных уже привезли на автобусах, и они уезжают домой, – сказала Сибел. – Не понимаю, почему моего сына все еще нет.

Хасан обнял меня и прошептал мне на ухо:

– Один из этих людей сказал, что остался всего один автобус. Я молю Аллаха, чтобы Кан был там.

Братья Хасана приехали вместе со своими детьми. Некоторые из самых младших искали новости в социальных сетях с помощью своих телефонов. Светловолосая женщина, одна из волонтеров, подошла к Сибел.

– Ведь он в следующем автобусе, верно? – взмолилась Сибел.

Женщина кивнула. Я увидела, как на лице Сибел снова загорается надежда:

– Аламдулилах, Кан приедет на следующем автобусе, – сказала она нам.

– Кто-то написал в Facebook, что Кан ранен! – выкрикнул кто-то из сидящих с телефонами. – Говорят, он жив и находится в больнице!

Хасан и Сибел попросили одного из волонтеров отвезти их в упомянутую в Facebook больницу. Все остальные, в том числе брат Кана и их бабушка, остались на стадионе – ждать известий.

Я все поглядывала на свой телефон, ожидая сообщения от своего источника, где будет написано, что беспокоиться не надо, что с Каном все в порядке, просто легкое ранение. Но сообщения не было, а на мои отчаянные звонки по-прежнему никто не отвечал. «Сейчас, – подумала я, – у них уже, наверное, есть список погибших». Кто-то из «Каритас интернационалис» сказал мне, что полиция собирает пресс-конференцию.

Около часа ночи в холл вошли человек шесть полицейских в гражданской одежде. На лицах у них были унылые выражения, а в руках они держали бумаги. Кажется, у них были новости, но при этом они выглядели так, как будто с трудом несли груз этих новостей. У меня забурлило в животе. «Со сколькими семьями вы собираетесь говорить?» – я услышала, как один полицейский задал вопрос другому. Голубоглазый офицер с темными волосами, в которых виднелась седина, посмотрел в свои бумаги и попросил одного из волонтеров указать ему нужных людей. Кажется, он искал определенные семьи. Я подошла к этому офицеру.

– Простите, но вы один из офицеров полиции из кризисного центра?

– Да, – согласился он.

– У нас пропал член семьи. Пожалуйста, скажите нам хоть что-нибудь!

Он сложил бумаги, которые держал в руке, и открыл блокнот.

– Пожалуйста, назовите ваше имя, адрес и того, кто у вас пропал.

Пока я рассказывала детали, мой голос дрожал.

– Для полноты картины вы должны знать, что я журналистка и работаю на «Вашингтон пост», – сказала я полицейскому. – Но я задаю вам вопросы не как репортер, а как близкий родственник.

Он сказал, что все понимает и попросил меня подождать, пока он с кем-то поговорит по телефону. Моя тетя подошла и встала рядом со мной, и я сжала ее руку, глядя на лицо полицейского и пытаясь что-то прочитать по его губам, пока он тихо говорил по телефону в нескольких метрах от нас.

Он смотрел вниз, и во время разговора склонил голову еще ниже. Наконец, он выключил телефон и подошел к нам.

– Где родители Кана? – спросил он.

– Они уехали искать своего сына в больнице, – сказала я.

– А кроме вас здесь есть еще кто-нибудь из членов семьи?

Я указала на тетю и сказала, что есть и другие. Всего нас было шестнадцать человек, включая друзей.

– А почему вы спрашиваете, вы что-нибудь знаете?

Он несколько секунд смотрел на меня, затем придвинулся поближе и прошептал:

– Думаю, нам нужно пройти в отдельную комнату.

– О, Господи, нет! – вырвалось у меня, потому что я прекрасно знала, для чего уводят в отдельную комнату.

Я почувствовала, как у меня задрожали колени.

Он закрыл глаза, как будто пытаясь отгородиться от этого момента.

– Пожалуйста, оставайтесь спокойной, соберите всех и пойдемте в другую комнату.

Нас провели на один лестничный марш вниз, и мы попали в раздевалку. Полицейский офицер с голубыми глазами и одна из его коллег вошли через другую дверь. Я услышала, как они говорят что-то о «Макдоналдсе» и «стрельбе» и что они нашли тело высокого, худого молодого человека, в бумажнике которого было удостоверение личности на имя Кана Лейлы.

– Этого молодого человека в больницу не отвозили, – сказал полицейский. – Мне очень жаль.

– Что вы такое говорите? – старший брат Кана Ферид, которому был двадцать один год, встал. – Вы имеете в виду моего брата? Вы хотите сказать, что Кан мертв?

– Мне очень жаль. Ваш брат погиб.

– Мальчику было всего четырнадцать лет, – сказал Ферид. – Как это возможно? Это, должно быть, ошибка.