Мне сказали прийти одной

Я начала молиться по-арабски. Я вспомнила всех людей, у которых я брала интервью, всех, кто потерял своих любимых на войне или в терактах, – ведь мне все время приходилось встречаться с родителями, которые потеряли своих детей. Я вспомнила Анаса из Ирака и то, как я была в доме его семьи на следующий день после его смерти. Я вспомнила, как мы с Николасом Кулишем считали тела погибших демонстрантов в Александрии. Но на этот раз я не описывала чужие истории, вокруг меня не было стены, которая меня защищала бы. Более того, я задалась вопросом, способна ли я была вообще когда-нибудь построить эту стену. Когда мы с Кадер поднимались по лестнице в квартиру Хасана и Сибел, чтобы рассказать им, как выглядит их сын, я почувствовала, как боль всех этих родителей проходит сквозь меня.

– Как выглядит мой мальчик? – спросила Сибел.

Я не знала, что сказать.

– Он выглядит очень мирно, – ответила наконец Кадер.

В похоронном бюро нам сказали, что вначале Кана должны увидеть родители вместе с его братом Феридом. Мы сказали, что остальные родственники должны подождать. Но Сибел поехала вместе со мной и Кадер, и по пути в похоронное бюро мы немного заблудились. Когда мы приехали, Хасан и весь рой родственников уже были внутри. Сибел закричала, когда увидела, как двоюродные братья и сестры обступили тело ее сына, целуя его на прощание. Добравшись до гроба, она просто смотрела на своего мальчика.

– Не была ли я плохой матерью и поэтому он ушел от меня так рано? – спросила она, касаясь его кожи. – Мой прекрасный сын. Он совсем замерз!

Она потрогала его брови, насчет которых он всегда жаловался, что ему не нравится их форма.

Пока я смотрела на нее, меня переполняли вина и злость. Злость, потому что мы, кажется, ничему не научились из всех тех страданий, которые принесли последние пятнадцать лет. Вина, потому что частью моей работы было давать людям информацию, которая поможет победить расизм и справиться с жестокостью, и я вместе с другими журналистами выполнить свою работу не смогла. Этот стрелок стоял в одном ряду со всеми теми людьми, которых я встречала раньше и которые убивали, потому что в своем больном сознании они создали свою собственную идеологию ненависти и справедливости, заключающейся в том, чтобы отнимать у других людей жизнь.

Как выяснилось, Давид Сонболи не был исламистом; у него были совсем другие проблемы и увлекся он другой, более известной идеологией. Вовсе не случайно стрельба произошла именно 22 июня, в пятую годовщину нападения, совершенного Андерсом Берингом Брейвиком, «правым» норвежским террористом, который взорвал грузовик в центре Осло и устроил бойню в молодежном летнем лагере Рабочей партии, где погибли шестьдесят девять человек. Сонболи родился в один день с Адольфом Гитлером. Родители назвали его Али – это имя он сменил на Давида, когда ему исполнилось восемнадцать. Он имел двойное гражданство – Германии и Ирака, родители Сонболи приехали в Германию в девяностые как просители политического убежища. Прежде чем стать массовым убийцей, Давид был известен полиции как жертва мелкого хулиганства – его избили другие подростки, а также он был жертвой кражи. Над ним издевались в школе, он получал психиатрическую помощь и принимал антидепрессанты, чтобы справиться с тревожностью и социофобией. В 2015 году Сонболи провел два месяца в больнице и после этого прошел диагностику в психиатрической клинике для молодежи. По словам моего источника из полиции, Сонболи просидел в «Макдоналдсе» больше пятидесяти минут, прежде чем застрелил Кана, Селкука и других молодых людей. Полицейские считали, что он целенаправленно выбирал молодых, красивых, «крутых» ребят иностранного происхождения – таких, каким бы хотел стать он сам и каким стать у него не получилось.

В его комнате в доме родителей в мюнхенском районе, где жили преимущественно представители среднего класса, полицейские нашли книги и подборки новостей о стрельбе в школах, а также книгу «Массовое умопомрачение: почему школьники убивают». Также следователи обнаружили фотографии, сделанные в школе в немецком Виннендене, где в 2009 году семнадцатилетний Тим Кречмер застрелил пятнадцать человек, а потом покончил с собой. Сонболи убивал своих жертв из пистолета «Глок», который нелегально купил в так называемой «черной сети».

Много говорилось о том, что в течение нескольких лет Сонболи страдал от психологических проблем, но в тот момент меня это не заботило. Он убил Кана и Селкука, двух мальчиков из разных сект, чьи жизни были мощным доказательством того, что сунниты и шииты могут мирно жить рядом.