Мне сказали прийти одной

Задняя дверца машины открылась, и рядом с Ником сел мужчина. Затем в тесном пространстве загромыхал голос:

– Сейчас мы отвезем вас в другое место. Водитель, ты можешь поднять голову. Следуй за вон той машиной. Вы, двое, голов не поднимайте и не двигайтесь. Мистер Мухаммад поедет с вами.

Зет посмотрел на машину впереди нас и поехал за ней.

– Они везут нас в пустыню, – прошептал он.

Мистер Мухаммад разговаривал по рации. Потом он снова начал меня допрашивать. Горло у меня совсем пересохло, и я едва могла говорить, но отвечала на вопросы, которые сыпались один за другим. Продолжалось это минут двадцать, но мне казалось, что гораздо дольше.

В конце концов, мистер Мухаммад велел водителю остановиться и ждать. Он вышел из машины. Я все еще сидела, нагнув голову. «Это конец», – шептал Зет по-арабски. И тут мистер Мухаммад заговорил с нами через водительское окно:

– Вы свободны. Да будет с вами Аллах!

Я подняла голову и посмотрела в его лицо. У него были зеленые глаза, и смотрел он как-то дружелюбно.

– Что? – хрипло переспросила я. – Что вы сказали?

– Вы можете идти. Идите с миром, – он ушел.

Мы были где-то в Каире, на какой-то улице, где тесно стояли дома и магазинчики. День перешагнул за полдень. Мы оставили машину и взяли такси до отеля. Сев в автомобиль, мы, все трое, обнялись. Водитель удивленно смотрел на нас в зеркало заднего вида. Я сказала ему, что мы родственники, встретившиеся после долгой разлуки.

Я позвонила родителям, чтобы сказать, что со мной все в порядке, но в действительности это было не так. Мы все вели себя нормально, но нормального ничего вокруг не было. Мы сняли для нашего водителя комнату в отеле и снабдили его деньгами. Больше суток мы практически ничего не ели, кроме маленького пакетика «Орео», поэтому спустились в ресторан отеля. Только я успела заказать спагетти, как у меня зазвонил телефон.

– Суад, послушай, не говори мне, где ты находишься, – услышала я голос одного коллеги-журналиста из Каира. – Разведка обзванивает отели в Каире и спрашивает, не остановились ли у них вы с коллегой. На вашем месте я бы улепетывал так быстро, как только мог бы. И направился бы в безопасное место.

Мы бросили нетронутые блюда и позвонили в немецкое посольство. Оттуда за нами прислали машину.

Мы с Ником уехали из Египта на следующий день, удостоверившись, что Зет в безопасности. Заботы о нем взяли «Нью-Йорк таймс» и немецкое телевидение. Они зарегистрировали нашего водителя в отеле под фальшивым именем.

Через три дня после возвращения в Германию я получила электронное письмо с незнакомого адреса.

«Это Марван, мы встречались в Египте. Я бы хотел узнать, все ли с вами в порядке, и дать вам знать, что вы произвели на меня громадное впечатление. Могли бы мы стать друзьями в Facebook? Я бы хотел узнать вас получше».

Это был Марван, мой тюремщик.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы оправиться от стресса и травмы. Я часто с криками просыпалась посреди ночи вся в поту. Мне пришлось признать, что, несмотря на то что физически со мной ничего не случилось, душа у меня не на месте. Я боялась и не хотела бояться. Если я буду чувствовать страх, значит, мои тюремщики победили.

Я взяла отпуск и провела неделю в Марокко. Друг рассказал мне о маленьком отеле на вершине горы, за пределами Марракеша. Мне показалось, что это место как раз для меня. Мне нужно было побыть одной; мне нужно было излечиться.

Когда Абделила, который всегда возил меня в Марокко, забрал меня из аэропорта в Касабланке, чтобы отвезти в Имлиль, я молча села на заднее сиденье. Обычно по дороге мы смеялись и болтали, но в этот раз оба не разговаривали. Я надела солнечные очки и смотрела в окно.

Пока мы ехали, я размышляла о том, что произошло, и о том, что будет дальше. Ник очень поддерживал меня. Нам обоим приходилось иметь дело с тем, что нам пришлось пережить, и мы не закончили расследование для нашей книги. Нужно ли нам возвращаться в Египет? Стоит ли оно такого риска?

Я подумала о том, что может произойти на Ближнем Востоке и даже в Марокко. Все эти неожиданно начавшиеся протесты, все эти демонстранты, которые хотели так много разного и имели такие завышенные ожидания. В Египте некоторые требовали больше прав, другие говорили, что хотят работу получше, третьи – лучшего медицинского обслуживания. Я даже встречала группу, которая утверждала, что хотела бы такого руководителя, как ливийский президент Муаммар Каддафи или бывшего президента Египта Гамаля Абделя Насера, потому что они были «сильными лидерами».

Также я задавалась вопросом, почему все эти восстания стали называться «Арабской весной». Кто выбрал такое оптимистичное название. В мыслях я возвращалась к коптам в Александрии и к тому, как один из наших источников шепотом рассказывал о своих страхах, что «Братья-мусульмане» придут к власти. Он сказал, что мы не понимаем, как они опасны, особенно для таких меньшинств, как египетские христиане. Мы так и не написали его историю, потому что попали под арест.