Мне сказали прийти одной

– Мы знаем, что вы просто журналисты, – сказал один из них, – но не можем освободить вас, потому что на улице уже темно и очень опасно.

– Просто отдайте нам телефоны, мы позвоним в посольство Соединенных Штатов, – сказала я.

Наши тюремщики отказались.

В комнате стоял смертельный холод, а спать на твердых пластиковых стульях было чрезвычайно неудобно. Я лежала и думала о своей жизни, обо всем, что пошло не так, и обо всем, что я хотела сделать. Может быть, мы никогда не выйдем отсюда. Может быть, мы умрем здесь.

Есть поговорка о том, что у стен есть уши. В таких комнатах у стен есть еще и голоса – они принадлежали другим заключенным. Во время долгой ночи я изучала нацарапанные по-арабски надписи на стенах. «Аллах, прошу тебя, освободи меня от моей боли», – гласила одна из них. «Ахмад, 4.5.2010», – было написано на другой стене.

Я подумала о том, не написать ли мне свое имя. По крайней мере, другие люди, может быть, узнают о том, что мы – и я – были здесь. «Кто знает, что они с нами сделают», – сказал мне, весь дрожа, Зет. Я спросила, не от страха ли это, но он сказал, что замерз.

Время от времени до нас доносились звуки ударов и крики после каждого из них. Кто-то – вероятно, офицер – кричал по-арабски, перекрывая глухие звуки и следовавшие за ними крики: «Ты разговаривал с журналистами?! Ты говорил что-то плохое о нашей стране?!» Другой голос отвечал тоже по-арабски, умоляя пощадить его: «Вы совершаете грех! Вы совершаете грех!»

Часы тянулись, и бессилие и неопределенность становились невыносимыми. Я не представляла, как кто-то мог прожить в таком аду недели, месяцы и даже годы. Мы слышали рассказы тех, кто вышел протестовать на улицы, видели сгоревшие полицейские участки и парня из «Братьев-мусульман», чудом оставшегося в живых после того, как тюрьму, в которой он находился, подожгли. Что будет, если толпа бросит огонь в здание разведслужбы, где мы сидели? Мы вполне можем сгореть заживо или задохнуться в дыму.

Я посмотрела на Ника и Зета. Мы все молчали, словно уйдя глубоко в себя. В комнате царил страх, он овладел нами троими. Я подумала обо всем том, что хранилось в памяти моих девайсов. По крайней мере, они не доберутся до списка контактов в моем телефоне, потому что я поставила специальный код допуска, чтобы защитить информацию. Потом я вспомнила кое-что еще.

– Дерьмо! – вырвалось у меня.

Ник поднял голову:

– Что случилось?

Я объяснила, что они забрали мой Киндл, а там у меня было несколько книг.

– И что? У тебя, наверное, было что-нибудь про «Аль-Каиду» и Талибан, но с этим все нормально: ты же журналистка.

Но я думала совсем о другом. Подруга мне прислала книгу, которая должна была помочь одиноким женщинам лучше понимать мужчин. Я только что начала читать ее. Я сказала Нику, как она называется: «Почему мужчинам нравятся суки: От мямли до девушки мечты – руководство для женщины о том, как добиться своего в отношениях».

Ник расхохотался. Я перевела заглавие нашему водителю, и он тоже начал смеяться. Я была так рада, что хотя бы на несколько секунд страх отступил. Но очень скоро мы снова услышали крики людей.

Наутро появился новый офицер. Он сказал, что его зовут Марван. Кажется, он на нас злился, потому что он заявил, что у него и так хватает проблем, потому что «арестованы тысячи людей – так же как и вы». Он велел нам подойти к двери и выглянуть. На полу коридора сидели более двадцати человек, у большинства из них были повязки на глазах, а руки закованы в наручники. Некоторые из них были белыми. «Мы могли бы обращаться с вами намного хуже», – заявил Марван.

Почти через двадцать четыре часа после нашего ареста Марван сказал, что нас действительно вскоре освободят. Мы с Ником решили, что не уйдем без Зета. Нам ответили, что его мы забрать не можем. Мы сказали, что должны это сделать. Они ответили, что египтяне проходят по другой процедуре. Но я знала, что бросить Зета мы не можем.

– Я выброшусь из окна, – сказал мне Зет по-арабски. – А то они запытают меня до смерти, а потом сожгут тело в какой-нибудь общей могиле.

Он заплакал.

– Он египтянин, он должен остаться, – заявил Марван мне.

– Марван, для меня жизнь египтянина точно так же ценна, как жизнь американца или немца, – сказала я. – И я думаю, что вам как египтянину будет приятно это слышать.

Он ответил, что я сошла с ума:

– Вы должны думать о себе, понимаете вы это?

Теперь в его голосе слышалась злоба.

В этот момент нас с Ником посетила новая идея. Мы собрали все наши вещи – все то, что было у нас в багажнике, – и вручили их Зету. Сумки свисали с его плеч, а в руках он держал чемоданы. Выглядел водитель так, как будто сейчас сломается под этим весом.

– Он не может уйти! – повторил Марван.

– Тогда тащите сумки сами! – ответил Ник.

Марван смотрел на нас, не веря своим ушам.

– Ну, если вы не можете нести вещи, тогда отпустите его с нами, – заявила я. – А вы повезете нас в отель? Кто-то же должен нас отвезти!

На лице Марвана злость сменилась отвращением, как будто эти дела были ниже его достоинства.

– Прекрасно, – пробормотал он.