Мне сказали прийти одной

Но теперь телефонов у нас не было. Мы сидели на пластиковых стульях внутри здания, на котором не было вывески, волновались за наших близких и тряслись от страха из-за того, что с нами сделают эти люди из разведки. «Может, они нас здесь продержат несколько недель, – сказал наш водитель. – Может, будут нас пытать». Я порадовалась только тому, что он сказал это по-арабски и Ник ничего не понял. Я постаралась успокоить Зета, сказав, что мы не сделали ничего плохого и нас скоро выпустят, но и сама сильно волновалась.

Нас развели по разным комнатам, стены которых были обиты коричневой кожей, чтобы допросить по отдельности. Мне достался мужчина, которого другие называли «аль-Паша», что по-арабски означает «начальник».

Позже Ник рассказал мне, что человек, который его допрашивал, говорил на великолепном английском и рассказал, что жил во Флориде и Техасе. Между вопросами он отпускал шутки о телесериале «Друзья». Ник сообразил, что этот человек, которого мой коллега посчитал очень опасным, обучался приемам ведения допроса в Соединенных Штатах. В определенный момент он притворялся добрым, потом говорил:

– Мы друзья. Разве мы не друзья?

– Хорошо, если мы друзья, то могу я уйти? – спрашивал Ник. – Или по крайней мере взять одну из ваших сигарет?

– Возможно, если мне понравятся ответы на вопросы, – отвечал мужчина.

– Кто знает, может быть, он сотрудничает с ЦРУ в «Войне против террора», – позже сказала я Нику.

У «Мухабарата» была долгая история рабочих взаимоотношений с американскими разведывательными службами.

Моя комната для допросов была сумрачной. Весь свет давала лампа на столе человека, который вел допрос. Он пристально посмотрел на меня и улыбнулся.

– Где мы находимся? – спросила я.

– Нигде.

Он спросил, когда и с какой целью мы приехали в Египет. Ему время нашего приезда показалось подозрительным:

– Вы приехали как раз перед началом всех этих событий. Зачем?

Вначале я пыталась скрыть от него реальную цель нашего путешествия. Когда мы ранее писали статьи для «Нью-Йорк таймс» о связях нацистского доктора в Каире, египтяне были не очень довольны. Позже мы узнали, что они допросили всех, с кем мы разговаривали, а некоторых наших источников даже отправили в тюрьму.

– Мы работаем над исторической книгой, – расплывчато ответила я.

– На какую тему?

Я подозревала, что он прекрасно знает, на какую.

– Об одном немце, который жил в Каире и здесь умер.

– А что такого особенного в этом человеке.

– Он был фашистом и скрывался в Каире.

Он что-то записал на лежащем перед ним листе бумаге и посмотрел на меня.

– Да, вы та самая женщина, которая утащила его чемодан с бумагами из Египта в Германию, – сказал он с саркастической улыбкой. – Это очень плохо отразилось на моей стране.

Я опустила глаза. Я тайком вывезла чемоданчик Ариберта Хейма из Каира в 2009 году, когда мы писали о нем нашу первую статью. Среди бумаг были свидетельства той жизни, которую он вел в Египте: личные письма, медицинские отчеты и другие документы.

– Почему вы задержали нас? – спросила я.

– У нас есть вопросы о том, кто вы такие и зачем сюда приехали.

В этот самый момент я услышала, как кого-то бьют в соседней комнате. Между его криками кто-то кричал: «Ты предатель, работающий с иностранцами!» Я вся сжалась, услышав эти слова. Ради нашего водителя-египтянина я должна была быть дипломатичной.

Человек, который меня допрашивал, заглянул в папку, которая лежала открытой на его столе, и что-то записал на листе бумаги. Закончив писать, он снова посмотрел на меня.

– У нас здесь не слишком часто бывают женщины, а такие красивые – еще реже.

Больше он ничего не сказал. Все было понятно.

Несколько недель назад я прошла тренировочный курс по безопасности для дипломатов, работников гуманитарных миссий и журналистов. Этот курс проводила немецкая армия. Нам сказали, что изнасилование является одним из методов сломать и унизить пленников. До того как мой дознаватель произнес эти слова, я старалась скрыть свой страх и нервозность. Но теперь я впервые поняла, что случиться может все, что угодно.

Он встал. «Я теперь должен идти, – сказал он. – Но другие о вас прекрасно позаботятся». На его лице снова промелькнула саркастическая улыбка.

Я осталась в комнате одна. Через несколько минут пришел мужчина, который сказал, что меня переводят в другое место. Желая выиграть время, я спросила, не могу ли воспользоваться туалетом. Он сказал, что туалет – по другую сторону коридора, и велел мне поторопиться. Другие мужчины, одетые в гражданское, стояли напротив комнаты для допросов. У одного их них в руках были наручники и повязка на глаза.

Туалет был очень грязным, но я решила, что лучше не быть слишком привередливой, потому что неизвестно, когда мне выпадет другой шанс. В зеркале над покрытой разводами раковине я увидела свое бледное лицо и покрасневшие глаза. Меня тревожило, что они разделили нас с Ником. «Что бы сейчас ни случилось, ты не позволишь им сломать себя, – подумала я. – Ты не сломаешься. Это твое тело, не твоя душа, Суад. Ты не сломаешься».