— Платье Януси цвета утренней зари, на белом чехле, шитое бисером и жемчугами, больше о нем не скажу ничего, вскоре увидите сами. Мое из зеленого креп-жоржета с кружевом на рукавах и по подолу, к нему Габриэль подарил мне кружевные перчатки и — само очарование! — пелерину ажурного плетения по шелку бисквитного цвета с воротником из страусовых перьев. Мальчик так похож на своего покойного батюшку! Петр Пантелеевич тоже при любой возможности баловал меня подарками. Как мы были счастливы вместе! Каждый раз, как вспомню, хочется смеяться и плакать одновременно, — тут Пульхерия Андреевна действительно всхлипнула, промокнув уголок глаза кружевным платочком. — О нашей свадьбе столковались родители, мы с Петром Пантелеевичем не ропща приняли их решение. Нынешняя молодежь не такова. Сколько я ни предлагала Габриэлю невест, он слышать ничего не хочет о женитьбе. А ведь он солдат, не ровен час… нет, даже думать об этом не стану! Но мне было бы куда спокойнее, кабы сын наконец остепенился. Может быть, вам удастся повлиять на него? Пообещайте поговорить с ним, успокойте материнское сердце!
Пульхерия Андреевна вдруг вскочила с кресла, в котором сидела, приблизилась ко мне, и, заключив мои руки в свои, взглянула на меня огромными молящими глазами, так похожими на глаза ее дочери. От неловкости я не знал, куда деваться. Желая поскорее освободиться из неудобного положения, я пообещал повлиять на Звездочадского, хотя подозревал, что мои увещевания пропадут втуне, чтобы заставить Ночную Тень поменять убеждения, требовалось нечто повесомее слов. Вытянув из меня обещание, Пульхерия Андреевна позволила усадить себя обратно в кресло и милостиво приняла от слуги чашку с чаем.
Я поспешил сменить тему беседы.
— Гуляя по городу, волею случая я повстречал Арика. Он шлет вам наилучшие пожелания.
Госпожа Звездочадская расцвела в улыбке:
— Достойнейший молодой человек. Вежлив, учтив, блестяще образован, из хорошей семьи. А голос, какой голос! Поистине бесподобен, настоящая находка для оперного театра. Я была бы рада, кабы Януся пригляделась к нему повнимательнее.
— К кому мне должно приглядеться? — спросила Январа, появляясь на пороге гостиной.
Она успела переодеться в жемчужно-серое платье с расходящимися книзу рукавами и любимую шаль с маками. Кудряшки ее прикрывала шляпка, завязанная затейливым бантом под подбородком, изящную шейку обхватывала нить крупного жемчуга, синие глаза лучились, а щечки румянились в предвкушении приятных впечатлений.
— Я говорила об Арике, отличная партия для тебя, тем паче меж вами царят покой и согласие, — охотно повторила Пульхерия Андреевна.
— Маменька, ну к чему вы забиваете нашему гостю голову семейными делами? Микаэлю это вовсе неважно. А с Ариком, коли желаете знать, мы просто хорошие друзья.
— Подумать только, неважно! — всплеснула руками госпожа Звездочадская. — Да что может быть важнее удачного брака с подходящим человеком? Я прожила достойную жизнь, у меня есть вы с Габриэлем, есть место, где преклонить голову в старости и это все оттого, что я не считала семейные дела неважными!
— Мне бы очень хотелось вступить в брак, питая нежные чувства к своему нареченному, — Януся украдкой кинула взгляд на меня, и все мое существо наполнилось теплом от столь безыскусного признания.
— Ты читаешь чересчур много сентиментальных романов. Чувства хороши в книгах, для семейного союза они шаткий фундамент. Взаимное уважение, общность интересов, схожесть воспитания и желание зажить собственным домом — вот идеальная основа для брака, уж поверь моему жизненному опыту.
Январа приблизилась к матушке, поправила кружевную шаль на ее плечах, обняла и принялась ласкаться совсем по-лисьи, все же недаром Габриэль сравнивал сестру с этим зверьком.
— Мы спорили об этом не раз, но так и не пришли к согласию. Ответьте лучше, вы отпустите Микаэля? Мы уговорились идти на колоннаду, Лизандр станет читать стихи.
— Коли Лизандр читает на колоннаде, Михаилу стоит это увидеть, — сдала свои позиции Пульхерия Андреевна, разомлев от дочерней нежности. — Но не надейся, будто я не разгадала твоей хитрости, к разговору о браке мы непременно вернемся.