Мнемосина (СИ)

— Мне кажется, я располагаю определенным капиталом. Вы меня очень обяжете, если подскажите человека, который помог бы верно его оценить.

Игнатий Пантелеевич прищурился, торопливо зашарил позади себя, на заваленном грудой книг и бумаг столике, наощупь отыскал пенсне и водрузил себе на нос. Толстые стекла сделали его глаза большими-пребольшими. Он смотрел на меня, как смотрит врач на смертельно больного человека, не знающего, что он болен и с упоением строящего планы на будущее.

— Сколько вы готовы отдать?

Еще вчера я не понял бы его вопроса, сегодня же отвечал твердо:

— Все. Абсолютно все, чем обладаю, от первого до последнего вздоха, если придется.

— Вот как? — Комаров еще раз окинул меня взглядом и, убедившись в моем намерении идти до конца, повторил уже утвердительно. — Вот как. Ну что ж, не возьмусь вас отговаривать, коли вы для себя так решили.

В интонациях Игнатия Пантелеевича я уловил оттенок сомнения, что вынудило меня добавить:

— Решил окончательно и бесповоротно.

— За несколько домов от меня, в особняке с цветными стеклами и фонтаном у ворот, живет Даниил Васильевич Летофоров. Подозреваю, он именно тот человек, которого вы ищите. Даниил Васильевич ответит на все ваши вопросы и ссудит вам денег. Коли желаете, я готов проводить вас.

— В этом нет нужды, — замысленное мною отдавало приторной гнилью стыда, от которой полнился слюной рот и тянуло сплюнуть, чтобы очиститься от мерзкого вкуса. Мне не хотелось иметь свидетелей своему позору. — Но если не возражаете, я все-таки просил бы вас о помощи.

— Все, что в моих силах.

— Я не знаю, кому и сколько должен мой покойный друг. Бумаги вот здесь, в этом бюваре. Но увы, с указанными в них персонами я не знаком, не знаю скрывающихся за инициалами имен и не представляю, как разгадать эту шараду, как отыскать их, чтобы вручить долг. Я был бы очень признателен, кабы вы согласились принять на себя роль посредника.

[1] Ab ovo (лат.) — дословно: от яйца, в переносном смысле — от начала, с азов.

[2] Михаил цитирует М. Сервантеса.

Глава 16. Окончательное решение

Глава XVI. Окончательное решение

Но когда вокруг свищут пули,

Когда волны ломают борта,

Я учу их, как не бояться,

Не бояться и делать, что надо.

И когда женщина с прекрасным лицом,

Единственно дорогим во вселенной,

Скажет: я не люблю вас,

Я учу их, как улыбнуться,

И уйти, и не возвращаться больше.

Николай Гумилев

Дорога к особняку с цветными стеклами показалась мне бесконечной. Мои мысли, пришпоренные бессонницей и нервным возбуждением, неслись вскачь, и никаким живым скакунам было не угнаться за ними. На стук споро явился лакей в ливрее из сукна горохового цвета, обшитой желтым басоном[1], в ярко-голубом жилете и атласных малиновых штанах. Услыхав, что я к господину Летофорову, лакей ответствовал хмуро: «Заняты покуда». На его лице явственно читалось отношение к ранним гостям. Хмурясь, лакей проводил меня в библиотеку, соседствующую с кабинетом, где и оставил в окружении высоких шкафов, статуэток из бронзы, напольных ваз с затейливым восточным орнаментом, картин в тяжелых рамах и прочих изысканных вещиц.

В иное время собрание книг за стеклами шкафов непременно заинтересовало меня. Но ныне я был взбудоражен, желал поскорее знать мнение Летофорова, а оттого нетерпеливо вышагивал между шкафами, едва обращая внимание на их содержимое. Из отворенного окна долетали звуки улицы, где только-только зачиналась утренняя возня: гремели ведрами водоносы, грохотали первые извозчичьи экипажи, ранние прохожие стучали каблуками по мостовой, издалека доносились крики лоточников. Дверь в кабинет была приоткрыта, разумеется, в такую рань никто не ждал наплыва посетителей, и также ясно, как звуки улицы, я услыхал обрывок разговора.

— Я хочу, чтобы из меня вынули любовь. Еще вчера мне думалось, будто отдать ее — преступление, думалось, будто она живая. Она дарила мне бессонные ночи, дарила стихи — чудесные, яркие, но нести ее одному нет моих сил. Она палит невыносимым огнем, она выжигает дотла, оставляя в душе пустыню. Заберите ее, чтобы она прекратила, наконец, мучать меня. Я желаю уехать свободным!

Он был мне хорошо знаком, этот голос и звенящая в нем страсть вперемешку с отчаяньем.

Ответ был свободен от страстей, а его холодность могла соперничать со стынью могильной плиты.

— Я пошлю к вам человека, едва найду покупателя, а до сей поры уж потерпите, голубчик! Сами понимаете, сердечные муки — не ходовой товар.

— Нет сил моих больше терпеть! Благодаря ей я сделался посмешищем. Я не просил, не ждал ее. Точно кошка дождливой ночью, она обманом прокралась ко мне, прижалась к сердцу, и лижет, лижет его своим наждачным языком. Скоро уж слижет все подчистую!

— Ну, полноте, успокойтесь. Вот, извольте воды! Или предпочтете что покрепче? Архип, Архип, поди сюда!