Мнимые величины

- Я сейчас до точки дошел... Я сейчас, надо полагать, до самой точки дошел! - срываясь с голоса и размахивая руками, заторопился он, чуть не захлебываясь. - Что дальше будет, про то загадывать нечего, а вот сейчас... сейчас вот... Коли есть в вас сила, так дайте мне ее, поддержите, потому что я, кажется, в самую яму падаю!

- Вы у меня... У меня вы силы ищете? - не сдержалась и тоже выкрикнула Евлалия Григорьевна.

- Конечно, у вас! Именно только у вас! Где же у другого? У кого, у другого?

- Но почему же? Почему?

- Потому что вы - настоящая! Вот это самое слово вы поймите: настоящая! Хоть и ничего в вас нету, но все же самое настоящее оно! А мне, кроме как в настоящем, спасти себя негде!

- Вы...

- Я это сразу увидел, сразу же тогда увидел! - еще больше заторопился Любкин, быстро и горячечно выбрасывая слова. - Вот когда я вас машиной толкнул и на землю повалил... Помните? Пришел с вами сюда, вот в эту самую комнату, а вы... Смотрите только, а я и увидел! То есть ничего я тогда еще не увидел, совсем ничего еще не увидел, а... увидел! Вот, вот! Очень правильно я говорю: не увидел, а все же увидел! Потому что никак невозможно было это все не увидеть: и глаза у вас, и голос, и... все! Ну, я и спрятался за Семенова, потому что уж больно непосильно мне было около вас Любкиным быть... А потом и пуще того... Совсем уж пуще, потому что и понять даже нельзя, как это вышло и как это все в одной точке сошлось. В одной точке! Как, спрашиваю, вас зовут? А вы - "Евлалия"! Я услышал, а меня и ударило! "Да неужто ж Евлалия? - думаю. Неужто у нее, у вас то есть, все одно к одному в точку сходится? Это, думаю, мне не зря выходит, это зря никак не может выйти, и обязательно мне надо за это самое зацепиться!" Потому что вот этого самого у меня ведь нет... Нет!

- Почему же? Я ничего не понимаю... Почему? - почти взмолилась Евлалия Григорьевна.

- Я же вам сказал: и глаза, и голос, и... вся вы! А к тому ж вы еще и Евлалия... Было, было такое! - замахал он руками, предупреждая недоуменный вопрос Евлалии Григорьевны. - Давно это было, я тогда еще совсем молодой был... И была у нас такая барышня, помещиков наших дочь. "Барышня Люся!" Но она не Люся, а ее тоже Евлалией звали! - с таким усилием сказал он, словно на гору взобрался. - И такое тогда было мое к ней чувство! И осталась она, значит, во мне... Ее, может, давно и в живых нет, а она вот живая где-то во мне сидит. Живая? А? Живая? - порывисто набросился он. - Может такое быть, чтобы то, чего не было, через всю жизнь прошло и помереть не померло? Может?

Он опять не дал ответить, ужасно торопясь и сбиваясь.

- Вот потому-то меня тогда и ударило: смотрю на вас, на Евлалию, а старое новым во мне вскидывается! Ну и вскинулось! Я и подумал тогда: а, может быть, Семенов-то... то есть я, стало быть... Может быть, и я... могу? Вообще-то не могу, никак не могу, а вот здесь... у вас... У вас, может быть, могу?

- Что - могу? - чуть ли не с отчаянием не поняла Евлалия Григорьевна.

Любкин сдвинул брови в внезапной судороге. Вероятно, он хотел ответить на ее вопрос, и, вероятно, он знал, что надо на него ответить, и даже имел ответ, но ответить все же не мог: то ли слова нужного не было, то ли что-то не позволяло ответить. А вместо ответа (или это и был его ответ) он сказал неожиданное, немыслимое и невозможное. С большим трудом, но очень явственно, хотя и заикаясь, он сказал такое, чего никак не могло быть:

- Я... Я сейчас... То есть час тому назад... Я человека убил! Женщину... Вот!

И протянул свои руки, широко растопырив пальцы: этими руками, дескать.

Может быть, это и был ответ на вопрос: какое "могу" показалось ему, когда он впервые увидел Евлалию Григорьевну, когда он узнал, что ее зовут Евлалия, и когда он понял, что она - "настоящая". Может быть, это и был ответ на этот вопрос, потому что, если бы он умолчал об убийстве, то никакое "могу" не было бы для него возможным: он обманул бы и себя, и свое "могу", и порыв к "могу". И, уж конечно, он бы тогда не смог дойти до того, до чего изо всех сил хотел дойти.

Евлалия Григорьевна глянула и сразу поверила: это так, это именно вот так, как он говорит. И "убил" не в каком-нибудь другом смысле, не иносказательно и не переносно, а убил именно так, как убивают убийцы: с кровью. Евлалия Григорьевна побледнела, качнулась на месте и, не помня ничего, схватила его за ту руку, которой он убил, совсем не думая о том, что это - рука убийцы.

- Вы?..