Он пододвинул к себе табурет, довольно развязно и независимо сел, вынул пачку махорки и стал скручивать папиросу. Варискин все лежал на своей койке и искоса поглядывал на неожиданного соседа. А тот закурил и вполоборота повернулся к Варискину.
- Давно сидите? - небрежно спросил он.
- Третью неделю... - сумрачно ответил Варискин.
- Немного! Меня вот уже больше чем полгода держат, от следователя к следователю бросают. У меня ведь дело большое! Я с Булаканского района, Петрухин моя фамилия. Не слыхали? Завзаготзерном был.
Он всмотрелся в Варискина и вдруг вскинул бровями.
- А ведь вы - товарищ Варискин! Да? С горсовета? Сразу узнал!
Варискин насупился, не зная, хорошо это или плохо, что какой-то Петрухин из Булаканского района узнал его. Он недовольно покосился и пробурчал что-то нескладное. А Петрухин развязно протянул ему свою пачку махорки.
- Закручивайте!
- Не курю! - все так же неприветливо ответил Варискин.
- Это хорошо: забот меньше. Он оглядел камеру.
- И все время - один?
- Один.
- Да ведь и меня здесь держать тоже не станут. Я ведь в допре сижу, в тюрьме то есть. А сюда вот на допрос привезли, да, верно, следователь занят, так меня вот вроде как бы в ожидании сюда и посадили.
Он говорил очень уверенно, безапелляционно, как человек, который за долгое сидение уже изучил все порядки и умеет безошибочно разбираться во всем. Затянулся раза два махорочным дымом, наклонился к Варискину и, понизив голос, спросил быстрым шепотом:
- Бьют? Здорово?
Варискин в первый момент даже вскинулся: так захотелось ему все рассказать, пожаловаться и излить сердце. Но он все же сразу осекся: ему стало стыдно рассказывать о том, как его, председателя горсовета, самого Варискина, бил Яхонтов и как Жорка поставил его, голого, в унизительный ящик с гвоздями. Он подвигал бровями и не сказал ни слова.
- Да ты, Варискин, не стесняйся! - ободрительно перешел на "ты" Петрухин. - Знаю, что бьют: самого били. Так лупили, что и-и-и!.. А я ведь тоже член партии с 1929 года и, можно сказать, на линии секретаря райпарткома был. Впрочем, верно, потому и били! - непонятно закончил он.
Варискин посмотрел на него искоса: недоверчиво и неодобрительно.
- Партийцев-то и бьют. Особенно которые хорошие партийцы! Беспартийных, конечно, тоже лупцуют, но тех только так, для вида, а по-настоящему-то в переплет берут нашего брата, верных сталинцев... Так? Правду говорю?
- Ну? - промычал Варискин, слегка заинтересовываясь.
- Вот тебе и "ну"! Верных сталинцев в переплет берут, верно тебе говорю! А почему? Знаешь ты это, - почему?
- Чего такого? - сердито спросил Варискин.
- А вот это самое. Знаешь ты, почему верных сталинцев, вот таких, как ты да я, арестовывают и перца им задают? То есть не "почему", конечно, а - зачем? Для чего? Знаешь ты это?
- Ну?
Петрухин быстро пересел на койку рядом с Вариски-ным, наклонился к его уху и зашептал с большой убедительностью.
- Как ты партиец, так тебе можно сказать! Тут, брат, штука большая, тут понять надо: отбор идет!
Варискин не понял, но встревожился: слово "отбор" показалось ему зловещим, потому что напоминало - "чистку". Он глянул на Петрухина: тот смотрел очень прямо и очень уверенно.
- Что еще за отбор такой? - хмуро спросил Варискин.
- Отбор вполне серьезный! - близко наклонился к нему Петрухин, и Варискин услышал, как скверно пахнет из его рта. - Конечно, все это в полном секрете держат, потому что иначе никак нельзя, но только я в разных камерах с такими людьми сидел, что если б на них раньше посмотреть, так шапка с головы свалилась бы. Высокие люди, республиканского масштаба люди! Ну, им, конечно, все это вполне известно! Вот они мне и открыли: "Крепись, говорят, Петрухин! Пройди, говорят, через отбор, а тогда тебе и цены не будет!"
- Да что за отбор такой? - совсем уж не в шутку заинтересовался Варискин.
Петрухин сделал большие глаза и зашептал очень убедительно.
- В ЦК акцию готовят... Что за акция, доподлинно не знаю, не стану тебе врать, но только такая это акция, что... Сам Сталин во главе! Может, оно что-нибудь международное, а может, и по внутренней линии, но только оно такое важное, такое важное, что такого важного и не было t никогда! И нужно для этой акции десять тысяч верных f- партийцев. Понимаешь, Варискин? Верных! Ну, что называется, самых уж верных, на которых в-во как положиться можно! А как их распознать? На взгляд да по словам, - все верные, а если дело до дела дойдет, так ведь запищат, у которых кишка тонка. Запищат ведь! - поджал он губы и покрутил головой. - Если, скажем, который в японскую разведку попадет и ему там хвоста с огоньком накрутят, так ведь он выдаст, а? Выдаст ведь? Или, скажем, его начнут миллионами подкупать, так ведь он, сукин кот, не выдержит и продаст! Девять, может, выдержат, а десятый продаст!
- Десятый продаст! - солидно подтвердил Варискин.