— Но-но-но, не хандри, прорвёмся! — бодро проговорила Дуся. — Ты здесь в первый раз?
— Да, в первый.
— Оно и видно, — Дуся сверкнула золотой фиксой во рту. — Держись меня, товарка, я бывалая, все ходы-выходы знаю. Вон, видишь старичка с костылями?
— Да, вижу.
Фаина посмотрела на деда. Подложив локоть на один из костылей, он невозмутимо тянул самокрутку.
— Пошли к нему. Это наш разводящий.
— Кто? — не поняла Фаина.
Дуся нетерпеливо дёрнула плечом:
— Иди и не спрашивай, потом разберёшься.
Раздвигая толпу плечом, Дуся пробралась к деду:
— Ферапонтыч, слышь, Ферапонтыч!
Дедок моргнул слезящимися глазами:
— Ась?
Дуся сложила ладони рупором и поднесла вплотную к дедову уху. Фаина не слышала, что она шептала, но поняла, что разговор идёт про неё, потому что дедок то и дело поглядывал в её сторону из-под нависших бровей, похожих на клочки серой ваты. Несколько раз он отрицательно качнул головой и наконец сказал:
— Так и быть, Дуська, делаю тебе попущение только заради того, что ты здесь уже полгода ошиваешься.
Просияв, Дуся чмокнула дедка в щёку и подошла к Фаине:
— Договорилась. — Заметив, что Фаина не понимает, пояснила: — Ферапонтыч очередь держит, чтоб никто в наглую не пролез. Вот я и попросила разрешения поставить тебя впереди моего номера. Если бы ты по порядку записывалась, то сегодня бы нипочём не попала. Я сказала, что ты моя сестра. Поняла?
— Да, — Фаина кивнула, — спасибо тебе, Дусенька.
— Не за что, — Дуся махнула рукой, — я ради друзей завсегда готова на тряпки порваться. Такая уж уродилась. Но ты, Файка, от меня теперь ни на шаг! Бить будут, за волосы таскать — всё равно не отходи.
Бить? Таскать за волосы? Кто? Зачем? Почему?
Вопросы она задать не успела, потому что толпа на набережной внезапно развернулась и побежала.
— Бежим! Не отставай!
Дуся схватила Фаину за руку и потянула за собой. Сзади кто-то сильно толкнул в спину. С трудом удержавшись на ногах, Фаина влилась в середину людской массы, которая донельзя уплотнилась возле тюремных стен. В открытой двери проходной образовалась давка, потому что весь поток стремился одновременно попасть внутрь. Здесь Фаина поняла, что значили Дусины слова про битьё и таскание за волосы.
— Куда, осади назад! — размахивая костылём, заорал Ферапонтыч. — Зашибу, кто не по порядку сунется!
Костыли в его руках работали, как вёсла, разгребая толпу на две стороны. Пробившись к дверям, он перевёл дух и яростно зыркнул глазами на притихших женщин:
— А ну, проходи по одному!
Внутри было тесно от людей. На руках у женщины заплакал ребёнок. На неё со всех сторон зашикали:
— Тише, тише.
Вновь вошедшие напирали друг на друга, спорили, переспрашивали номера. Старушке в середине толпы стало плохо, и девичий голос жалобно вопросил:
— Воды! Граждане, у кого-нибудь есть вода?
И снова со всех сторон понеслось приглушённое:
— Тише, тише, а то всех не примут.
По мере того как люди распределялись по номерам, суета успокаивалась. Все стояли вплотную друг к другу, как в переполненном трамвае. Дусин номер оказался сто восьмидесятый. Она втиснула Фаину впереди себя и свободно вздохнула:
— Через пару часов пройдём. У тебя кто там? Муж?
Фаина вдруг вспомнила, что подобный вопрос ей задавали про Тетерина. И тогда она тоже не знала, как ответить. Мысль о Глебе острой иголкой царапнула по сердцу:
— Один очень хороший человек.
— Хахаль, значит, — сделала вывод Дуся. — Мой тоже хахаль, и тоже хороший. Васька Чубатый, может слышала? Он в банде Лёньки Пантелеева ошивался.
Фаина едва сдержалась, чтоб не охнуть от удивления, потому что о разбоях банды Лёньки Пантелеева в городе сплетничали с придыханием ужаса.
Дуся мечтательно улыбнулась:
— Если Васеньку осудят в ссылку, то я с ним поеду. А ежели срок дадут, то ждать буду. — Она тряхнула головой, рассыпая по плечам волосы. — Главное, что жив-здоров. Он ведь не политический. Это тех сразу к стенке ставят. — Обняв Фаину за плечи, она жарко прошептала: — Мне верные люди рассказывали, что здесь на Шпалерке и расстреливают. А убитых потом за руки за ноги в грузовик и везут на Новодевичье кладбище к Бадаевским складам. Там закапывают. Кстати, — отстранившись, насколько позволяла теснота, Дуся заглянула в глаза Фаины, — а твоего за что взяли?
— Я не знаю, — сказала Фаина, — он был обыкновенный жестянщик, день и ночь работал, никого не трогал.
То, что она упомянула Глеба в прошедшем времени, обдало её ужасом смерти. А что, если он уже, как сказала Дуся, закопан у Бадаевских складов. Её затрясло, и то, что дальше говорила Дуся, она слушала вполуха, не вникая в смысл. То и дело в направлении к выходу проталкивались заплаканные женщины, кто-то с пустыми руками, кто-то нёс узелок обратно — те плакали особенно сильно.
Через пару часов движения вперёд Фаина смогла разглядеть квадратное деревянное оконце, за которым сидел худой остроносый мужчина в чёрной военной рубахе. Когда подошла её очередь, она растерялась.
— Фамилия? — спросил мужчина.
— Сабуров, — сказала Фаина, — я хотела бы узнать…
— Помолчите, гражданка. — Пальцы мужчины забегали над ящичком картотеки. — Имя-отчество.
— Глеб Васильевич.