Многая лета

Мужчина выудил карточку и бегло на неё взглянул.

— Здесь.

Фаина протянула в окошко несколько купюр:

— Возьмите для него деньги.

— Ему не разрешено, — сказал мужчина и сунул карточку в картотеку. — Следующий!

Немного постояв возле Дуси, Фаина стала пробиваться к выходу, думая, что, наверное, имеет смысл разыскать Ольгу Петровну. Может быть она поможет похлопотать за Глеба. Хочешь не хочешь, а иного выхода нет.

* * *

В три часа пополудни Фаина подошла к дому Ольги Петровны. В последний раз её нога ступала сюда несколько лет назад, когда она отняла Капитолину у злобной няньки Матрёны. С тех пор она старалась построить путь так, чтоб обойти дом стороной. Слишком много боли лежало около этих стен. Здесь она сидела на ступенях, слушала, как в животе толкается ребёнок, и собиралась умирать. Здесь появилась на свет её девочка, и отсюда её выгнали как собаку с грудной Настенькой на руках.

Под сводом арки Фаина на секунду остановилась и постаралась взять себя в руки перед трудным разговором. В душе она молила лишь о том, чтобы Ольга Петровна оказалась дома и выслушала — только выслушала, а там как Бог даст.

Войдя во двор, знакомый до последнего закоулка, она прошла мимо высоких поленниц с дровами и увидела двух старых знакомых Сухотиных — мать и дочь, что рядком сидели возле парадной. Дочка Любка лузгала семечки, а старуха вязала на спицах длинный чулок, змеёй лежащий у неё на коленях.

— Здравствуйте.

— Здорово, коли не шутишь, — сказала старуха Сухотина. Выдернув одну спицу, она почесала ею лоб и подслеповато прищурилась. — Никак Файка? Давненько не виделись. Говорят, дочка Шаргуновых теперь у тебя.

— У меня, — коротко ответила Фаина и взялась за ручку двери.

Старуха как-то странно взглянула на Любку, и та ответила ей лёгким движением бровей, как делают те, кто очень удивлён или озадачен.

— А сюда чего пришла? — не отставала старуха.

— К Ольге Петровне.

Фаина дёрнула дверь на себя, и проржавевшие петли истошно взвизгнули.

— Так нет её, — разомкнула рот Любка. Она выплюнула подсолнечную шелуху себе под ноги и искоса посмотрела на Фаину. — Ты что, ничего не знаешь? Померла Ольга Петровна.

Хорошо, что Фаина крепко держалась за дверную ручку, потому что ноги под коленками внезапно ослабли.

— Не может быть! Как? — пересохшими губами спросила она, отказываясь верить услышанному.

— Обычно, как все помирают, — пригорюнилась старуха Сухотина. — Говорят, под машину попала. Давно уже схоронили. — Плоской ладонью старуха расправила вязанье и с напускным сожалением вздохнула. — Придётся тебе Капитолину в приют сдавать. Теперь она круглая сирота, некому нянькам платить.

— Сироти-и-инка, — хрипловато подтянула матери Любка, перекатывая во рту семечки.

Фаина выпрямилась, сама удивляясь, откуда взялись силы, и отчеканила, глядя, как у Сухотиных вытянулись лица:

— Пока я жива, Капитолина не сирота.

Домой Фаина добралась едва живая. Голова раскалывалась от боли, а перед глазами плыли радужные круги с мелкими золотыми вкраплениями. Перед тем как забрать из садика Капитолину, она присела на чугунную чушку у ворот и оперлась ладонями о коленки. Надо собрать себя в кулак, чтобы ребёнок не заподозрил, что дела сейчас — хуже некуда.

С тех пор как её уволили из детского сада, с Октябриной она едва здоровалась и была рада увидеть, что та отсутствует. Валя Лядова расплылась в добродушной улыбке:

— Здравствуйте, Фаина Михайловна, приятно вас видеть.

«Зато я никого не хочу видеть, кроме Настеньки, Глеба и моей Капельки», — подумала Фаина, обнимая Капитолину — единственную, кто у неё остался. Хотя… Она вдруг заторопилась:

— Капелька, собирайся скорее. Нам с тобой надо успеть по делам.

* * *

Фаина забыла, что с раннего утра не ела и не пила. Правда, пить хотелось, но некогда. Она не имела права потерять драгоценные минуты хотя бы на глоток речной воды. Потом, потом — всё потом, когда ледяной комок вместо сердца сможет вылиться в горячие слёзы. Сейчас уверенности придавали лишь рука Капитолины в её руке да золочёные кресты над куполами разорённой церкви, что ещё помнила своего арестованного настоятеля отца Петра.

— Мама, мама, мы куда? — захныкала Капитолина. И слово «мама» в её устах прозвучало для Фаины по-новому, потому что у Капитолины теперь осталась только одна мама — самая верная и любящая.

Видимо, Глеба арестовали в разгар работы, потому что двор перед мастерской выглядел так, словно хозяин оставил его на минутку и вот-вот выйдет из-за угла и радостно воскликнет: «Никак у нас гости! Друзей я всегда жду!»

С тяжёлым чувством Фаина посмотрела на разбросанные на верстаке инструменты, на ящик, полный металлических обрезков, на кувалду, что недавно послушно колотила по листу жести.

Капитолина бросилась к коту Фугасу, который нежился на закатном солнце.

— Мама, если ты сказала, что дяди Глеба нет, то можно я поиграю с котиком?