Многая лета

Выгоняя пот на лбу, в затылок светило летнее солнце. Ветра почти не было, и Фёдор с тоской вспомнил крепкий балтийский бриз, что не дозволяет жаре взять верх над каменным городом. Кирпичное здание вокзала и деревянная платформа оказались под завязку забиты народом, словно бы вся губерния разом собралась сняться с насиженных мест и рвануть в неведомые дали за лучшей жизнью.

Фёдор решил уехать с первым попавшимся поездом в нужную сторону. И ему повезло! Пять часов до Калуги он доехал на крыше пассажирского вагона, сплошь облепленного спекулянтами и мешочниками, пробирающимися в Москву. С высоты хорошо виднелись раздольные поля и леса в молодой листве. От разливов рек и высоты облаков захватывало дух и начинало казаться, будто он не красноармеец Тетерин, бывший чоновец, а свободная птица, что вольна лететь рядом с ветром. К вечеру, когда глаза стали слипаться, он положил голову на вещмешок и собрался прикорнуть, как вдруг поднялась паника. Вскочив на ноги, Фёдор увидел, как паровоз с их состава отцепляют и подают на второй путь, где бурлил голосами воинский эшелон, а пассажиры с мешками, кутылями и корзинками вприскочку через рельсы несутся к солдатским теплушкам мимо дымящихся железных камер-вошебоек[32]и кипятильников.

— Эй, служивый, слазь, приехали! — крикнул Тетерину какой-то бородатый мужичок с сундуком за плечами. — А не то три дня сидеть будешь.

Цепляясь за поручни, Фёдор спрыгнул на землю, сразу почувствовав, как плечо запульсировало болью. Только этого ещё не хватало! Он в сердцах сплюнул на землю и стал проталкиваться сквозь толпу к солдатской теплушке, откуда разносились разливы тальянки.

— Товарищи, выручите! Добираюсь домой после ранения.

Тальянка смолкла, и из двери вагона высунулся высокий чернобровый парень. Оценив обстановку, он протянул Фёдору руку, помогая взобраться внутрь, и только потом неуверенно сказал:

— Требуется взводного спросить да и документы твои проверить. Ты уж, браток, не обессудь, а то много буржуйской швали вокруг отирается. Третьего дня на станции Любань паровоз взорвали. Сам понимаешь — время неспокойное.

Проснулся Фёдор поздно ночью. Со стуком лязгнули буфера, заскрежетали колодки, поезд остановился. Из распахнутой двери теплушки тёмное небо высыпало на землю ведро звёзд одна другой ярче. Где-то далеко в лесу кричала кукушка, и вдоль состава летели крики часовых:

— Так точно! Всё в порядке, товарищ командир.

Подбив под голову вещмешок, Фёдор подумал, что не пройдёт и недели, как он войдёт в родной двор, взлетит вверх по лестнице и покрутит рычажок дверного звонка:

— Встречай, дорогая! Я вернулся!

* * *

Пройдя через замусоренные перроны Николаевского вокзала, Тетерин вышел на площадь Восстания, прежде Знаменскую, вдохнул запах городской пыли и зажмурился — до того стало хорошо!

Воевал, стрелял и отстреливался, валялся в госпитале и не задумывался, как сильно скучает по дому, по серому балтийскому небу, по извозчикам с красным кушаками (и когда они успели появиться?), даже по памятнику Александру Третьему, восседавшему на тяжёлом каменном битюге посреди пятачка на шумной площади.

Давно ли они с мальчишками бегали смотреть, как его устанавливают, а поди же ты — прошла целая эпоха, и не цари теперь правят в России, а народ! «Смело мы в бой пойдём за власть Советов», — прокрутился в голове мотивчик и затих, поглощённый звуками людского моря.

По кругу площади со скрипом бежали переполненные трамваи с «зайцами» на «колбасе»[33].

Закинув вещевой мешок, он перехватил цепкий взгляд беспризорника, который тут же отвёл глаза и демонстративно отвернулся.

«Знаешь, дружок, что здесь тебе не обломится», — подумал Фёдор.

— Эй, товарищ, тебе куда? Прокачу как барина, — дохнул чесноком ражий извозчик с каурой кобылой, у которой на уздечке кокетливо трепалась синяя бумажная розочка.

Фёдор махнул рукой:

— Мне близко, пешком дойду.

Ноги сами вышагивали по мостовой мимо новых лавок с зазывными вывесками (и когда успели открыться?), мимо пивной «Живые раки», мимо огромного рисунка мужика, состоящего из треугольников и квадратов.

Девочка в обмалившемся платье, похожая на кузнечика, торговала цветами возле ресторана:

— Дяденька, купите букет за пять копеек.

От вида нежных нарциссов с дрожащими лепестками его резанула внезапная злость. Пока мы там под бандитскими пулями гибнем, здесь, оказывается, цветочки нюхают.

Он косо взглянул в детские глаза, с ожиданием смотревшие в его сторону:

— Не пролетарское дело — цветы покупать.

Цветочницу заслонила мужская спина в синей тужурке:

— Выбери-ка мне, дочка, букетик, да попышнее.

Детский голосок в ответ прозвучал радостью:

— Спасибо, дяденька. Дай тебе Бог здоровья!

Фёдор ухмыльнулся одними губами и поправил вещмешок на одном плече. Чуток здоровья и ему бы не помешал. Купить, что ли, цветочков?