Много добра, мало зла. Китайская проза конца XX – начала XXI века

Личность Баотяня была окружена легендами. В детские годы мне частенько приходилось слышать от старших какие-то истории о нем. При этом каждый раз его поминали недобрым словом. Когда наш отец был еще жив, он наставлял меня на путь истинный и предостерегал от ошибок Баотяня, заставляя как следует учиться, не в пример дяде, который ни к чему не стремился и прожил никчемную жизнь. Я пытался выведать у отца, что именно натворил Баотянь, но он всегда отмалчивался, говоря, что иметь такого родственника стыдно. По настроению отца я догадался, что в молодые годы Баотянь совершил какой-то дурной поступок, навлекший на семью позор. И хотя отец не распространялся о Баотяне, из разрозненных рассказов других людей я худо-бедно осознал, какой именно постыдный поступок лежит на совести Баотяня.

В 1942 году, когда через нашу деревню проходил антияпонский отряд, руководимый компартией, Баотянь совершил славное дело, присоединившись к бойцам. Практически все тогда решили, что Баотянь и вправду стал солдатом, но спустя полгода он неожиданно вернулся в деревню. На вопросы окружающих он ничего не отвечал. И только через много лет в деревне узнали, что Баотянь дезертировал. В тот момент, когда люди говорили мне об этом, я замечал, что они как-то странно посматривают на меня, словно я тоже был дезертиром.

Когда я приехал в деревню, уже стемнело. Небесный владыка что рассердившийся малый – стоит ему нахмуриться, как сразу темнеет. Из окон домов, словно мерцание светлячков, сочился тусклый свет. Кто-то еще ходил по улицам, но силуэты расплывались во тьме. И хотя на плечах людей смутно угадывались круглые головы, черт лица было уже не разглядеть.

Я открыл дверь в дом, и наружу, осветив меня, тотчас вырвался прямоугольник света. Мой младший брат смотрел телевизор. Увидев меня, он встал, и мы поздоровались. Он предложил мне перекусить, но я отказался, сославшись, что поел в Емачуне, где делал пересадку. Когда я спросил о самочувствии Баотяня, брат нахмурил брови и ответил, что все без изменений и старик по-прежнему отказывается от еды.

Вместе с братом я направился в комнату Баотяня. Уже подойдя к двери, брат остановился у порога и, зажав нос, предпочел там и остаться. Я же вошел в комнату, там стояла кромешная тьма, в лицо мне тут же ударила такая вонь, что меня чуть не вывернуло.

Заслышав шаги, Баотянь, словно догадавшись, кто это был, окликнул меня. Подойдя к кровати, я увидел, что старик уже совсем превратился в скелет, его жизнь, казалось, висит на волоске. Я обратился к нему, Баотянь увидел меня, и его затуманенный взор неожиданно просветлел. Он ухватился за меня и заговорил:

– Ты приехал, ты все-таки приехал, я так боялся, что не дождусь тебя. – Его костлявая рука скорее напоминала хворостину.

Я стал подбадривать его:

– Все с тобой будет в порядке, ты обязательно выкарабкаешься.

– Я свой организм знаю, мое время уже на исходе, скорее всего мне осталось дня два.

Такой серьезный настрой Баотяня меня несколько удивил. Ведь он был простым смертным, а не просветленным монахом, чтобы точно судить, сколько ему осталось жить на белом свете. Похоже, смерть – действительно какое-то загадочное явление, которого нам не постичь.

– Не переживай, – продолжал я, – человек не волен сам управлять процессами жизни и смерти.

– Я знаю, о чем говорю, – уверенно проговорил Баотянь, – я себя знаю.

На все мои уговоры не думать о плохом старик только покачал головой и уныло произнес:

– Я уже должен был умереть, но вот задержался немного, хотел дождаться тебя. И ты все-таки приехал.

Раньше я не горел желанием идти на сближение с Баотянем, однако сейчас, глядя на него, такого бледного и изможденного, почувствовал, как защемило в груди.

– Баотянь, ты голоден? Я бы сообразил что-нибудь для тебя, – предложил я.

– Мне уже ничего в горло не лезет, – ответил умирающий, – эти несколько дней я слышал, как кричат на улице вороны, это они меня поторапливают.

Помнится, когда мы были детьми, Баотянь относился к нам с большой симпатией и часто покупал то леденцы, то лимонад. Мы и подумать не могли, что пройдет совсем немного времени, и мы вырастем, а крепкий, словно дерево, Баотянь, вдруг совсем заплошает и будет лежать, как трухлявый пень. С жалостью глядя на старика, я успокоил его, как мог, и вышел к брату с просьбой приготовить горячую яичную болтушку. Тот равнодушно заметил, что Баотянь все равно откажется от еды, однако отправился на кухню.

Когда еда была готова, я усадил старика в кровати и протянул к нему тарелку.

– Баотянь, – обратился я к нему, – поешь немного, глядишь, и силы появятся.

Но тот только покачал головой, отказываясь от еды. Подув на горячую болтушку, я снова предложил:

– Ну поешь немного, хотя бы бульон похлебай.

Видимо, просто чтобы угодить мне, Баотянь с трудом открыл рот и склонился к миске. Его седые усы погрузились в жидкость, но ее ни на сантиметр ни убавилось, он даже капли не проглотил.

Царившее в комнате зловоние упорно проникало в нос, мне стало уже совсем дурно. Я встал с места, собираясь пойти проветриться, но Баотянь ухватил меня за руку и произнес: