Много добра, мало зла. Китайская проза конца XX – начала XXI века

Когда эту ужасную новость узнали деревенские, то их долгое время копившиеся негодование с силой выплеснулось наружу. Под руководством хунвэйбинов они развернули против меня беспощадную публичную критику, не только на словах щедро поливая грязью, но и оттачивая на мне свое мастерство кулачного боя. Утратив свой естественный вид, моя кожа переливалась тогда всеми цветами радуги.

Бедствия одно за другим приходили и уходили. Но меня, по мнению окружающих, требовалось проучить еще больше, можно сказать, я превратился в козла отпущения. Все деревенские чувствовали стыд за то, что рядом с ними жил такой ублюдок, как я. Завидев меня на улице, люди старались обойти меня дальней дорогой, словно шелудивого пса. Особенно я переживал из-за племянников: кто бы мог подумать, что детям запретят называть меня дядей, заставив обращаться ко мне как к чужому, просто по имени – Баотянь! Каждый раз, когда я слышал из уст детей свое имя, у меня сжималось сердце. Все эти годы они называли меня только так.

Никого не волновало, как сильно я страдал. Я же ощущал себя бредущим по бескрайней пустыне верблюдом, мне было одиноко, и в душе моей царила абсолютная пустота. Наверное, поэтому впоследствии я продолжил охотиться. Ни на миг не забывая про случайное убийство своего командира, я непременно хотел выяснить, каким образом ружье могло выстрелить само. Мои бесконечные опыты никак не могли разъяснить этот вопрос. Наконец я потерял всякую надежду, решив, что у меня вместо мозгов всего лишь грязная жижа. Тогда-то мне и пришла в голову мысль о самоубийстве. Раз я не в силах выяснить даже элементарную вещь, то лучше мне вообще не жить. А после смерти я разыскал бы своего командира и попросил бы его оставить меня в покое. Я поставил ружье дулом вверх и засунул в рот. Уже приготовившись взвести курок, я вдруг услышал громкие крики о помощи. Прислушавшись, я узнал голос младшего племянника. Почувствовав тревогу, я забыл о своем замысле, отбросил ружье и ринулся на зов. Подбежав к деревне, я увидел, как в местном пруду тонет мой племянник. Плаваю я плохо, но тогда я об этом даже не подумал и как был, в одежде, плюхнулся в воду. Едва я поравнялся с племянником, он обвился вокруг меня, словно веревка. Отчаянно барахтаясь, я и сам чуть не утонул, но в конце концов все-таки вытащил его на берег.

После того как я спас племянника, на душе у меня несколько полегчало, словно я спас не родственника, а командира. А поскольку я чуть не утонул, то на самоубийство уже не решался. Я и впрямь оказался слабовольным, поскольку у меня не было смелости ни для того, чтобы жить, ни для того, чтобы умереть, я чувствовал себя ничтожным, словно какая-то букашка.

Ну вот, наконец, пришел мой смертный час. На этот раз жизнь моя подошла к последней черте, и я уже увидел тень смерти. И поскольку у меня детей не было, похороны могли организовать только племянники, несмотря на то что они никогда и не называли меня дядей. Это были мои единственные родственники.

Младший племянник, заметив, что я с каждым днем становлюсь слабее, ни на шаг не отходил от постели, он понимал, что дни мои сочтены. Вид у него был настолько измученный, что я чувствовал некоторую неловкость. Мне уже и самому хотелось поскорее умереть, такой исход устроил бы всех, однако все то невысказанное, что накопилось в душе, никак не давало уйти в мир иной.

Хотя смерть подбиралась ко мне все ближе, я ее совсем не боялся. За все эти годы я так и не обрел спокойствия, каждый прожитый день доставлял только ужасные страдания, поэтому смерть оказалась бы лучшим освобождением, вместе с ней закончились бы все мои горести. Однако душевный груз тяжеленным камнем лежал у меня на сердце, отчего было нестерпимо тягостно. Тогда я попросил младшего племянника позвонить старшему брату и попросить его приехать. Если бы я рассказал ему о своих тревогах, то спокойно смог бы уйти в мир иной.

Поскольку в последнее время я уже едва дышал, то беспокоился, что не дотяну до приезда старшего племянника, но, к счастью, он приехал быстро. Я его очень любил, едва он вошел в комнату, я сразу узнал его по шагам. Он подошел ко мне и назвал по имени:

– Да, Баотянь, это я. Я приехал.

Я взял его за руку:

– Ты приехал, ты все-таки приехал, я так боялся, что не дождусь тебя.

Он стал успокаивать меня:

– Все с тобой будет в порядке, ты обязательно выкарабкаешься.

– Я свой организм знаю, мое время уже на исходе, скорее всего мне осталось дня два, – ответил я.

– Баотянь, ты не переживай, – продолжал он, – человек не может сам управлять процессами жизни и смерти.

Мой язык совсем уже пересох, так что даже говорить было больно, и я с трудом произнес:

– Я знаю, о чем говорю.

Он все уговаривал меня не думать о плохом, но я уныло покачал головой:

– Я уже должен был умереть, но вот задержался немного, хотел дождаться тебя. И ты все-таки приехал.

Я заметил, что старший племянник вдруг как-то сник. Он предложил приготовить для меня что-нибудь поесть, но я сказал: