Много Лет Спустя (СИ)

  Матюков отскочил. Теперь уже с особым интересом он взглядывал на собеседника, присматривался, оценивал, взволнованно круглил глаза. Он подскакивал и отскакивал и все не мог собраться с духом и выразить чувства, обрушившиеся на него и начавшие его обуревать. И прыгала косичка в области его затылка.

  - Вот оно что! - вымолвил он наконец. - А я-то думал... Вот как бывает! Вы, случайно, не из какого-нибудь соперничающего театра?

  - Клянусь...

  - Шучу, шучу. А по большому счету, изумлен и, что греха таить, обрадован. Главное же - верю! Вы исправный, вы здорово справляетесь. Замечаю, что занавес начинает раздвигаться... Ах, опять шучу! И все-то аллегории, гиперболы всевозможные... Ведь как было? Я подошел к вам и рассказал про газы в первую голову потому, что наболело, накипело, надо было рассказать, выложить все как на духу. Я подошел, думая, что вы оказались здесь случайно, ну, этакая игра случая, и тотчас у меня созрела мысль, что мне в моем состоянии как раз очень важно, чтобы такой посторонний человек, как вы, узнал о моей мести, о моем тихоньком, но далеко не тщедушном залпе. И я распинался. Даже закралось подозрение, что я отчасти замучил вас своим удлиненным рассказом. Но эмоции, но эманации... А вы вон какой, оказывается! О, тут ведь уже и завеса над тайной приподнимается. Я, поверьте, о многом начинаю догадываться... Так отчего бы нам не поспешить к гробу? Почему бы и вам не бабахнуть там? Ей-богу, вы вправе такую шутиху запустить... А если донимает смущение, если остаточная деликатность, так я готов вам объявить, что Бога нет и все позволено...

  - Простите, - вставил Острецов, с отлично выделанной и культурой поведения (а он умел хорошо себя вести, когда хотел) обусловленной неопределенностью улыбаясь, - но я уже не в том возрасте, чтобы позволять себе такого рода выходки.

  - Уверяю вас, и я далеко не мальчик. Только ведь допек, допек директор этот самый!

  Продолжал тихо усмехаться мемуарист и со стороны мог показаться блаженным.

  - Будучи в слабоумии, я упустил жену, и доля вины за это лежит на директоре,- пояснил он.

  - Положим, я действительно начал догадываться, но, по правде сказать, всего лишь смутно, просто то одно, то другое наводило на разного рода подозрения, и уже нельзя было не строить догадки, однако... В общем, если коротко, ваша история для меня в известном смысле не секрет.

  - Когда я выправился и более или менее окреп после побоев, жены уже не было, она исчезла, и я, если выразиться вашим языком, только смутно догадывался, что она со мной развелась, и, как ни крути, это было ужасно. Меня как обухом. Я мог бы навести справки и в конечном счете отыскать ее, но на место уверенности, что так и следует поступить, неизменно становилось опасение, что она не хочет меня видеть. Становилось и утверждалось... Оно заслоняло всякую уверенность. Я был не в своей тарелке. И в результате мне оставалось рассчитывать лишь на случайную встречу.

  - В романах полно подобных встреч, вы не зря рассчитывали, - подхватил режиссер.

  - Я до сих пор рассчитываю...

  - А вот это вы зря!

  Острецов вспыхнул. Мгновенно раскрасневшись, он взметнул вверх руку, как бы занес ее над режиссером, готовый его ударить.

  - Но что мне делать и как не рассчитывать, если я убежден, что только она, Валечка, способна помочь мне в решении моих проблем! - выкрикнул он.

  - Я слышал, - с какой-то горячей и злой торопливостью заговорил Матюков, - она ушла к Павлову, а он был человек некой партии, и они уже вместе погрузились в партийную рутину, выполняли, знаете ли, то да се, разные, иначе сказать, задания. А когда застрелили Буйнякова... бах!.. бах!.. слыхали о такого рода происшествии?.. так уж словно затмение некое нашло на этих двоих, и они ударились в бега, думая сберечь свою драгоценную шкуру. Вынужден вас огорчить, друг мой, вы напрасно рассчитываете на случай, на встречу с благоверной, на новое развитие отношений с бывшей избранницей вашего сердца. Погибла. Автокатастрофа. Каюк! Оба погибли, и она, и Павлов. Разбились в лепешку. Вас это действительно огорчает? Я бы на вашем месте с головой ушел в чудеса театрального искусства...

  Острецов взвыл и закрыл лицо руками.

   ***