Много снов назад (СИ)

— Чёрт! Порой я забываю, насколько жестоки современные дети, — он потер переносицу. Его голос показался Рози сдавленно растерянным. — Мне жаль.

Она посмотрела на отца с нескрываемым изумлением и всё же ничего не ответила. Молча наблюдала за дорогой, чувствуя, как по телу расползались мурашки. Рози даже несколько раз искоса посмотрела на отца, лишний раз, убеждаясь, что это он сидел подле неё и говорил о сожалении. Если бы оно касалось всего, а не этого конкретного случая. Это, наверное, уже было слишком.

Он притормозил у её дома, и Рози чувствовала себя слишком неловко, чтобы молча выпрыгнуть из машины, не произнося и слова, ни единого из которых не могла правильно подобрать. Они сохраняли молчание, позволяя тишине наполняться звуками улицы — проезжающие мимо машины, проходящие люди. И вот сидя неподвижно не больше минуты, что благодаря безмолвию обоих обратилась в целый час, Рози уже положила ладонь на ручку, готовая открыть двери.

— Подожди. Чёрт, как я мог забыть, — старик мотнул головой, сбивая туман, помутивший его взор. Встрепенулся, будто вспомнил о чем-то важном, вынудив Рози лишний раз взволноваться. Достал из бардачка несколько ровных хрустящих белоснежных конвертов и протянул дочери, сердце которой едва не выпрыгнуло из груди, стоило на верхнем из них заметить эмблему Гарварда.

— Прежде чем откроешь, хочу, чтобы ты знала, что в любом случае у тебя будет возможность поступить в Пенсильванский. Даже невзирая на то, что ты не поддавала туда документы, как я успел заметить. Впрочем, для этого ещё есть время, — и снова это недоверие в голосе, будто он не верил в то, что она заслуживала места где-то ещё, где её оценили бы исключительно за способности и усердные старания. — Если мне удалось Киллиана пристроить, с тобой точно проблем не будет, — это замечание показалось девушке даже лестным.

Дрожащими руками Рози открыла первый конверт. Гудвин неотрывно смотрел на неё, изучая реакцию на содержание. Девушка быстро пробежалась взглядом по письму, и её глаза вдруг стали стеклянными. Она посмотрела на отца и утвердительно кивнула. Затем открыла один за другим ещё три конверта и всякий раз, как делала это, душа трепетала от волнения, что взрывалось тысячами фейерверков всякий раз, как она видела заветные слова «Вы приняты».

На глазах девушки блестели бусины слез, появившееся в этот раз из радости, чего ей уже продолжительное время не приходилось испытывать. Это было непривычное, но довольно-таки приятное чувство, справиться с которым не представляло большой сложности.

— Я горжусь тобой, — прошептал отец, и эти слова не были вымученными или фальшивыми. Честности в них было больше, чем в бесконечных пререканиях, к которым Рози привыкла ещё с детства.

Это был лишь короткий миг, который девушка сохранила при себе, как единственное светлое воспоминание об отце. Рози не тешила себя иллюзиями о том, что подобное сможет повториться хоть однажды, ведь это было бы крайне глупо с её стороны. И всё же этой малости оказалось достаточно.

Глава 12

Дуглас надеялся, что им удастся закрыть дело прежде, чем оно дойдет до суда. Изобличить обман девушек, договориться с ними замять все без последствий не только для Гудвина, но и для них самих, выяснить, кто за этим стоял. Но случай был куда более сложный, чем могло показаться сперва. Допрос предполагаемых жертв не принес желаемого результата. Каждая была под покровительством собственного адвоката, и Клайв не сумел как следует вырулить ситуацию. Блефовал неуверенно, будто сперва его самого кто-то должен был заверить в правдивости его же слов, поэтому даже помощь Дугласа, не помогла справиться с авантюрой. Клайв не был настойчив, а потому был совершенно не убедителен. Наблюдая за его работой, Дуглас всякий раз удивлялся, как у него всё ещё были клиенты?

Он не мог вмешаться, иначе это было бы грубым нарушением. Можно было смухлевать, но его лицо было слишком известным в узких адвокатских кругах, а потому риск быть изобличенным был слишком велик. Дуглас и без того перенял на себя большую часть работы. Клайву оставалось-то всего исполнять подробные установки, в чем тот был, откровенно говоря, ужасно плох.

Дуглас полагал, что они справятся со всем до начала экзаменов, но ничего не вышло. Гудвин получил повестку в суд. Слушание было назначено на десятые числа января, и, казалось, времени для подготовки у них ещё было сполна, но на самом деле это были из ряда вон плохие новости.

Гудвина временно отстранили от работы. Его место занял другой. Профессор Мэдден обосновался в новом кабинете основательно, будто намеревался задержаться там дольше, чем на месяц. Без лишних стеснений перенес туда весь свой хлам — сменил фото, грамоты, оставил несколько своих растений, что сильно огорчило Гудвина, который вернулся однажды в свой кабинет, чтобы забрать одну забывшуюся вещь, но оказался будто бы в совершенно чуждом для него месте.